— Сметку надо иметь, — ответил Сергунька. — Известное дело, бери жену с воли, а казака с Дону — проживешь без урону. Казак и в беде не плачет, головы не клонит. Знает: смелый там найдет, где робкий потеряет. Ну вот, пождали мы в балочке начало атаки ногайской… Не знаю, как Павел, а у меня сердце так екало, как селезенка у коня, когда домчались мы до укрепления. И вот слышим: затопали кони по степи, в атаку ногаи пошли. Ну, думаю, сомнут они нас на карьере. И что же, станичники, вышло? Днем они на приступ и по той балочке шли, а ночью, знать, по-опасались спускаться в нее: балочка-то каменистая, как бы коням ноги не переломать. Выждали мы, пока они промчались, — да в тыл к ним. С полверсты проехали, на дозор их наткнулись, сабель в десяток. Опять сердце затрепыхалось у меня, как чижик пойманный. Тут Павел притворился, что тяжело раненный он, в конскую гриву лицо уткнул, а я его поддерживаю. Подъехали они, спрашивают по-ногайски: «Вы, дескать, оба раненые?» — «Да-да, — отвечаю, — я — легко, а он — тяжело». Посмотрели они на нас: одежда изрядно окровавленная, на конях мы еле держимся. Сказал я им жалобно: «Ля илляхе иль алла, Мухамед расул улла… Кисмет». То значит: «Нет бога кроме бога, и Магомет пророк его… Судьбу». А они покачали головой, вроде как пожалели нас, и — в ответ: «Езжайте налево, там в лощинке вас перевяжут, а потом его, Павла то есть, — в обоз, а насчет тебя еще посмотрим». Ну, думаю, нет дураков у нас на Дону. Как только отъехали они, мы вправо взяли, вскачь коней погнали и в благополучии добрались до укрепления. Кони в мыле были, шатались от устали, да и мы едва в седлах держались… И знаете что? Отряд Девлет-Гашуна налетал намедни и на Ейское укрепление, и там их знатно побили, вот они и вздумали отыграться на нашем обозе, да не вышло их дело.
— Ну и посчастливилось же вам, станичники! — восхищенно сказал кто-то.
— Счастье без ума — дырявая сума, — улыбнулся Сергунька.
В последние годы особенно дерзкими стали набеги ногаев на Дон. Не раз захватывали они богатейшие пастбища казаков по реке Манычу, угоняли их скот и табуны. Бывало и так, что они собирались в отряды численностью до нескольких тысяч и достигали даже окрестностей главного городка Войска Донского — Черкасска, убивая и захватывая в плен сотни казаков и их семьи.
В письме от двадцать девятого июля тысяча семьсот восемьдесят первого года на имя Потемкина войсковой атаман Иловайский сообщал, что «через всегдашнюю ногаев необузданную самовольность и хищное стремительство к разбоям вверенное мне войско принуждено с величайшим прискорбием сносить сугубые убытки и разорение неотвратное… Сверх прежнего от них тиранского умерщвления, грабительства, захвачивания в мучительный плен, отгона с собой лошадей, скота и протчего, не умолкают свое злодейство час от часу распространять более…»
