Я моментально слетел с купеческого крыльца, свернул в первый же переулок, спускающийся прямо к Яузе. Лефортовский дворец находился совсем неподалеку, но располагался на правом берегу реки Яузы.
Когда я подошел к речному берегу, то там несколько лодочников поджидали желающих за полушку переправиться на другую сторону реки, где возвышалась белая громада здания Лефортова дворца. Лодочники собрались в небольшую кучку и неспешно вели беседу о делах городских и крестьянских. В основном мужики говорили о базарных ценах, о продолжающемся ночном разбое и грабежах. Они не обратили на меня ни малейшего внимания. Все они были ушлыми людьми, с одного только взгляда на мою одежду и мой внешний вид моментально определили, что у меня пусто в кармане и от меня за перевоз на другую сторону Яузы ничего не получишь.
Да и не собирался я тратить на какую-то переправу через реку свои последние деньги, две полушки, которые я берег как зеницу ока, чтобы потратить их на ужин или на завтрашний день. Есть и сейчас хотелось, но я был молод и эту зеленую тоску в желудке днем легко перебивал чашкой воды. У Меншикова в канцелярии мне платили по тем временам огромную сумму денег, тридцать рублев в год. Но помимо питания деньги уходили на одежду, сапоги и съем ночлега. К концу года у них была плохая тенденция кончаться раньше времени. Мамки и отца рядом не было, они так и остались доживать свой век в Вологде, потому подкормить меня, рваную одежонку подшить было некому.
В Москве мне приходилось все делать самому, к тому же я так и не научился готовить. А то приготовил бы себе большой жбан кулеша или гречневой каши, в течение семи дней было бы чем питаться. Ан нет, приходилось мне каждый день на базар бегать из своей канцелярии, чтобы перекусить на ужин что-нибудь купить. Но даже луковица с серым хлебом больших денег стоила, вот таким самотеком большие деньги за год и растекались из моих рук. А сегодня на дворе стоял всего лишь октябрь, а денег в кармане у меня совсем уже не было, только эти две последние полушки. Дальше придется деньгу занимать у Ваньки Черкасова, с которым второй год работаем вместе.
Тем временем на берегу Яузы появилась богатая карета, из которой вышел пожилой человек приятной наружности. Он был в темно-зеленом военном кафтане, обшитом золотым галуном по краям и обшлагам, под кафтаном проглядывал не менее богатый камзол, в черных кожаных штанах до колен, на ногах были добротные по колено коричневые сапоги. На голове этого человека воинственно колыхалась треуголка с белым плюмажем, свою левую руку он красиво положил на эфес шпаги, ножнами которой оттопыривал боковую полу кафтана. По той манере, как этот красавец держался и поглядывал вокруг, ему, видимо, очень хотелось, чтобы окружающие люди его страшно боялись, за грубого вояку-рубаку принимали бы.
