Но Александр Данилович меня тут же прервал и, прекратив рассматривать идеально отточенный ноготь, строго посмотрел в мою сторону.
Мы с ним были практически одного возраста, но я пироги на базаре никогда не продавал, мне так и не удалось побывать любимым денщиком государя нашего Петра Алексеевича. Потому все еще пребывал в чине подьячего в ингерманландской канцелярии Александра Даниловича. А Меншиков к этому времени уже был Светлейшим князем Священной Римской империи, генерал-губернатором Санкт-Петербурга, который только что начали строить на берегах Невы. Он был богатейшим человеком, а грамоты и по сию пору не выучил. Первое время, когда я приносил ему бумаги на подпись, то он вместо подписи крестик ставил и кружком его обводил. Пришлось его научить рисовать свою фамилию, когда нужно было чего-либо подписать. Так он и по сию пор занимается этим рисованием, а грамоту учить и по сей момент ему некогда.
Но, несмотря на его неграмотность, честно говоря, я ему страшно завидовал. Это надо же было всего за каких-то десять-двенадцать лет достичь таких бешеных высот на службе у государя! А все из-за того, что он был любимцем царя. Говорят, они были настолько не разлей вода, что даже спали вместе, хотя, по-моему, это богопротивное занятие.
Но в этот момент мои мысли были перебиты новым вопросом Александра Даниловича:
— Не знаю, почему, Алешка, но государь Петр Алексеевич, видимо, на тебя глаз положил еще при первой вашей встрече, который раз все интересуется, как ты там поживаешь и чем занимаешься? А что я ему должен говорить, скажи мне, пожалуйста?! Если скажу, что ты плохо работаешь, значит, я сам плохой генерал-губернатор. Не могу с людьми справиться, не могу им показать, как надо хорошо и правильно работать. Так что мне постоянно приходилось говорить, что ты, Лешка, отменный работник. Все умеешь и все можешь. Но только имей в виду, когда мне приходится хвалить тебя Петру Алексеевичу, то делаю я это как бы тебе в долг. А долг платежом красен, так что, когда будешь занимать большой пост у Петра Алексеевича, то меня не забывай, не обижай своим невниманием.
В то время Александр Данилович, совсем еще молодой парень, находился в зените своего фавора. Своим наигранным поведением под своего человека он напоминал мне объевшегося сметаной и чрезвычайно довольного этим обстоятельством кота. Он был таким самодовольным, уверенным в себе человеком, барином, настоящим хозяином своей жизни. Он не произносил, а, не повышая голоса, мелодично растягивая слова, их напевал. Да и мне самому хотелось превратиться в такого же ленивого и самодовольного барина, если бы мне в жизни подфартило бы так же, как, разумеется, и ему.
