Гварвин встал и положил на сундук небольшой кошелек.
— Это для твоих детей, Фаншон, — сказал он. — Благодарю за сидр.
И поскорее вышел, чтобы не видеть, с каким сожалением она глядит на него.
"И почему это толстые женщины всегда выглядят такими житейски умудренными? — с досадой думал Гварвин. — Не потому ли, что сумели набрать вес и удержать его при себе? Непростое это дело, особенно если учесть, что случаются ведь и голодные годы… Без ума и хитрости тут не обойтись. Но все это не имеет никакого отношения к даме Мари".
Однако когда он вернулся в Керморван, все эти мысли рассеялись без следа. Дама Мари встретила его еще более кисло, чем прежде.
— Куда это вы ездили? — поинтересовалась она вместо приветствия. И с дьявольской проницательностью добавила: — Не прежнюю ли свою любовницу вы часом навещали?
Гварвин промолчал.
Мари добавила:
— Припоминаю теперь, как вы что-то рассуждали касательно бастардов — на тот случай, если у меня не будет от вас собственных детей.
— В бастардах нет теперь нужды, — пробормотал Гварвин и поскорее скрылся от горящих глаз Мари.
Он не хотел признаваться себе в этом, но обе женщины, и жена, и бывшая подруга, сильно смутили его.
* * *
Ребенок родился зимой, и это был мальчик — худенький, слабенький. Он даже не плакал, а жалобно скулил. Увидев его, Гварвин испытал острое разочарование: в мечтах ему представлялась крепкая горластая девчонка с вечно голодным ртом и сжатыми как бы в негодовании кулачками. Когда Гварвин вошел, дабы перед достойными свидетелями признать ребенка своим, Мари с самым равнодушным видом лежала на постели. Она даже не повернула лица в сторону мужа, рассматривала потолок и молчала.
Едва глянув на нее, Гварвин сразу понял, что лучше не поддаваться порыву и не бросаться к ней с объятиями и изъявлениями благодарности. Он сдержанно поклонился супруге — чего та, кажется, даже не заметила, и сразу приблизился к колыбели. Нарочно взятая из деревни служанка, вся в белом, в тугом чепчике, почтительно подала ему ребенка на развернутом одеяльце — точно предлагая съесть это жалкое тельце неприятного сиреневого цвета.
Превозмогая ужас и отвращение, Гварвин принял дитя.
— Это мальчик, — прошептала служанка, хотя новость уже разошлась по всему замку.
Гварвин подержал ребенка на вытянутых руках и с облегчением вернул его служанке.
— Пусть его зовут Реунан, как того святого, что избавил Бретань от злых духов, — пожелал Гварвин.
Мари чуть шевельнулась на подушках. Гварвин повернулся в ее сторону и произнес:
