— Идем, — сказал Эрван, хватая корриган за влажную и холодную руку. — Я покажу ее тебе. Она очень больна, но, может быть, ты сумеешь ее излечить, если только о тебе говорят правду, и корриган умеют исцелять болезни людей.
Аргантель засияла и сжала руку Эрвана. Вместе они отправились в замок, и Эрван показал ей Сибильду, спавшую беспокойным сном.
— Это? — удивилась Аргантель. — Но это вовсе не моя Сибильда!
— Как ты можешь так говорить? — возмутился Эрван. — Посмотри на нее хорошенько!
Аргантель покачала головой.
— У моей Сибильды были прекрасные золотые волосы, а это какая-то кочерыжка. Я не узнаю ее!
— Ты потому и не можешь ее узнать, что я остриг ее волосы, — сказал Эрван.
— Ты?! — Тут Аргантель испустила громкий вопль, такой ужасный, что поваренок на кухне оглох, а несколько кувшинов в подвале разбились. — Ты остриг ее волосы? Ты убил ее!
— Не смей так говорить! — рявкнул Эрван, но что ему до разъяренной корриган!
Аргантель вцепилась ему в лицо когтями и заверещала:
— Убийца! Убийца! Убийца!
После этого она повернулась и бросилась бежать из замка.
Эрван сел на постель жены, вытер с лица кровь и задумался. Корриган подтвердила то, о чем он и прежде догадывался: для исцеления Сибильды нужно искать не лекарства, а средства, позволяющие волосам скорее отрасти.
Он созвал всех женщин, бывших в замке, и расспросил каждую — чем они моют свои волосы. И все принесли ему разные травы и цветы, и всякие иные снадобья. Целыми днями в замке жевали хлебную кашицу, чтобы обкладывать ею волосы госпожи, и мололи высушенные травы, чтобы добавлять их в масла, и варили цветки вместе с кусочками целебной глины. Всеми этими снадобьями они без устали пользовали Сибильду, и в конце месяца ее волосы действительно немного отросли — так что она очнулась и даже стала разговаривать со своим мужем.
Но болезнь ее развивалась быстрее, и Эрван к своему отчаянию видел: хворь убьет Сибильду раньше, чем волосы ее достигнут хотя бы основания шеи.
Так и произошло. В один из декабрьских дней, когда было особенно холодно, Сибильда не проснулась, и ее тело держали в погребе до середины февраля, пока земля не стала достаточно мягкой для того, чтобы выкопать могилу.
* * *
— Ты доволен? — спросил посланец дьявола у рыцаря из Рюстефана.
Тот хмурился и морщился, а потом покачал головой:
— У Эрвана осталось великое утешение — его дочь. Я хочу, чтобы с ней случилась беда.
— Ты же хотел сохранить девочку живой, — напомнил вонючий уродец, с любопытством рассматривая своего собеседника. — Интересный вы народ, люди! Меняетесь вы сами, изменяются и ваши желания.
