— Эмилиано! — вмешался дон Томас. — Временами ты говоришь на редкость глупые вещи.
— Прошу прощения, дон Томас.
— Ну ладно! Что случилось, то случилось. Но как бы там ни было, он скрылся вместе со старухой. Когда я подумаю, чем он мог набить себе карманы и что выбрал взамен… Мула, груженного старой каргой! — пробормотал дон Томас.
— Вот на что он способен ради друга, — договорила Доротея.
— Какого еще друга?
— Хулио Меркадо.
— Какой он ему друг? Ничтожный пеон.
— Ну, тогда он освободил Марию Меркадо из-за любви!
— Вот еще! — фыркнул дон Томас.
— Если не для собственного удовольствия, то тогда чтобы порадовать Хулио Меркадо, — продолжала девушка. — Или Эль-Кид из тех, кто способен рисковать собой просто так?
— Он гринго и собака, а у гринго один бог — деньги! — заявил дон Томас.
Под арками колоннады послышались шаги и голос Бенито Халиски известил:
— Сеньор Леррас, этот человек пришел в себя.
— Какой еще человек? — переспросил владелец поместья.
— Рубрис, сеньор.
— Рубрис? А вы уверены, что это Рубрис?
— Почти уверен, сеньор.
— Он может идти сам?
— Он настолько оправился, что вполне способен удрать в горы. Вот еще почему я полагаю, что это и есть тот самый Рубрис.
— Тогда давайте его сюда.
Поклонившись, Халиска исчез.
— Теперь можешь отправляться к себе, Доротея, — заявил Леррас.
— Но я хочу остаться и посмотреть на него, — возразила она.
— Зачем? Это же настоящий зверь, разбойник.
— Он герой, которого пеоны воспевают в своих песнях.
— В каких еще песнях?
— Во всяких. А самая известная из них — о Рубрисе и Эль-Киде.
— Есть даже такая?
— Ее поют пеоны и пастухи в горах. Может, ты слышал? Там есть такие строки:
Будь начеку, о Рубрис! Не спи, хозяин гор!
Он идет на тебя; он — как горный лев:
Его поступь не слышно в ночи,
А глаза светят желтым огнем…
Кто там рядом с тобой? Этот сокол — твой сын?
Оглянись, то Эль-Кид за спиною!
Он возник из ночи и опять в ней исчез,
Уводя за собою и сына…
Кони мчат, кони мчат, кони мчат все быстрей,
Словно вихрем несутся на север.
Рубрис, Рубрис, что ж пули твои не берут беглеца?
Или впрямь они любят Эль-Кида?
Неужель его любят за глаз синеву?
Иль быть может, за крепкие плечи?
Или ловкие сильные руки?
Иль бесстрашное сердце героя?
— Ну все, достаточно! — оборвал дочь дон Томас. — И где ты только наслушалась всякой ерунды о бандитах и гринго?
— Если ты откроешь уши, то сам услышишь эти песни где угодно.
— Стану я слушать, что там бормочут эти презренные пеоны. Однако, насколько мне известно, Эль-Кид и Рубрис — кровные братья?
