— Небось ты каждый день встречаешь женщин в тысячу раз красивей, чем я, — поддела его Розита.
— Ну что ты! — не согласился монах. — Когда я брожу по горам и иногда размышляю о прекрасных женщинах, то у них у всех оказывается твое лицо.
— А что ты делаешь здесь, разгуливая среди скал? — полюбопытствовала девушка.
Монах выдернул из расселины посох, куда сам забил его, потом со всего маху вонзил палку на место.
— Послушай, Розита, бывают моменты, когда я просто не знаю, как мне разговаривать с тобой…
— А ты когда-нибудь знал, как надо разговаривать с женщинами, не считая старух, конечно?
— Я? Не уверен, — замялся брат Паскуаль.
— А почему не уверен?
— Потому что меня об этом никогда не спрашивали, — грустно признался монах. — А что, я совсем не умею разговаривать с женщинами?
— Ты говоришь так замечательно, что я просто не могу не любить тебя. — Розита снова попыталась расцеловать его.
Однако монах отстранил ее огромной ручищей:
— Дорогая, мне нужно кое-что сказать тебе.
— Я тебя слушаю. Может, поговорим по дороге?
— Во время ходьбы я сбиваюсь с мысли.
— Тогда зачем понапрасну тратишь столько времени, расхаживая по горам?
— Я хотел тебе что-то сообщить, и вот, пожалуйста, забыл, что именно, — сокрушенно вздохнул брат Паскуаль.
— Наверное, что-то насчет меня? — подсказала Розита.
— Ах да! — обрадовался монах. — Вернее, насчет этой замечательной… я хотел сказать — скверной песенки, что ты только что пела, Розита.
— Я думала, что, кроме гор и овец, меня никто не слышит, — улыбнулась девушка. — Братец, дорогой, я же пела ее не для мужчин.
— Почему ты всегда только и делаешь, что думаешь о мужчинах? — возмутился он.
— А о чем еще думать девушке?
— Ну, есть же эти горы, чистое голубое небо над ними, а за всем этим — вечное царство небесное.
— Но я спрашиваю, что делать девушке здесь, на земле?
— Цыц, Розита! Иногда ты выводишь меня из себя.
— Но, брат Паскуаль, если я стану петь о святом и возвышенном, то что останется на твою долю?
— Не знаю, — в замешательстве проговорил монах. Потом вдруг остановился и с силой опустил посох на землю. — Ты снова насмехаешься надо мной, Розита.
— Самую малость…
— И все же насмехаешься! Но вовсе не это сердит меня, Розита, а то, что ты расхаживаешь повсюду и распеваешь о мужчинах. Вот что печалит меня.
— Я пела не о мужчинах, а о ветре.
— Помилуй тебя Господь, бедное дитя! И прости меня, Господи, за то, что я не могу сердиться на нее.
— Но я же пела не о всех мужчинах, а только об одном.
