— Вот встанешь на ноги, и мы снова с тобой схлестнемся, — пообещал ему Барри. — Время для этого у нас еще будет. Сейчас твоя задача — поправиться, а моя. — заставить тебя лежать и не шевелиться.
— Литтон, так это ты меня подстрелил? — задал вопрос бандит.
— Я. Увидел, как ты пальнул из-за конюшни. Пришлось ответить. Если бы там оказался не ты, то я подстрелил бы другого.
— Дю?.. Да, конечно, кого-нибудь другого!
— Дюваля, например, — догадавшись, кого имел в виду раненый, сказал Барри.
— Я ни словом не упомянул о Дювале, — возразил парень.
— Конечно, — кивнул его собеседник. — О чем тут спорить, если ты никогда его и не видел. Так ведь?
— Нет, никогда.
— Какой же ты все-таки откровенный врунишка! Но я таких люблю, потому что их сразу можно раскусить.
Превозмогая боль, парень улыбнулся.
— Да не скрипи ты зубами, старина! Дай выход боли, и тебе сразу же станет легче.
— При чем здесь боль? Мне совсем не больно. Со мной все в порядке. Просто очень хочется закурить. Только и всего. Угостишь?
— Конечно, — ответил Литтон, протягивая раненому пачку тонкой бумаги из пшеничной соломки и кисет с табаком «Булл Дерхэм».
— Может, скрутишь мне цигарку? — попросил парень.
— А самому не под силу?
— Нет, я могу. — Раненый, развернув листок бумаги, стал насыпать на него табак.
Он уже почти свернул самокрутку, как она вдруг переломилась в его руках надвое. Вторая не получилась с самого начала. Удалась только третья. Однако, когда парень уже вставлял ее в рот, бумага неожиданно развернулась и весь табак просыпался ему на подбородок.
— У меня не руки, а крюки, — со вздохом произнес бандит, возвращая Литтону кисет.
— Ничего, ничего, продолжай, — ухмыльнулся Барри, — а я посмотрю, как это у тебя ничего не болит!
Парень уставился на него большими карими глазами, но промолчал.
— Стони, браток, — велел ему Литтон. — Не бойся, я осуждать тебя не буду. Только скажи, где у тебя болит, чтобы я мог хоть немного облегчить твои страдания.
Неожиданно раненый сник и даже, как показалось Барри, уменьшился в размерах.
— В боку, Литтон. Боль терпимая, но когда делаю вдох, в него будто вонзается острый нож. О Боже! — выдавил бандит и застонал.
— Вот так-то лучше! А теперь расслабься. Сейчас облегчу твою боль, и ты заснешь. Час крепкого сна пойдет тебе на пользу. — Барри ловко скрутил цигарку, сунул ее в рот раненому, поджег спичкой и заявил: — Покури-ка, а я пока займусь делом.
Взяв ведро, он подошел к колонке и набрал в него воды, затем разворошив груду тлеющих головешек, поставил ведро на раскаленные уголья.
