Шериф отскочил назад.
— Эй, кто здесь? — громко позвал он. — Кто имеет наглость поднимать такой шум и нарушать покой мирных граждан?
— Это я — старый Грязнуля! — донесся изнутри воинственный вопль. — Белый снег покрыл сединой мою голову, ноги мои тяжелы, словно камень, но снег понемногу тает и, того гляди, воды мои скоро выйдут из берегов и затопят все вокруг. Спускайся вниз, поскачем вместе!
— Дестри, это, никак, ты?
— Это старый Грязнуля, — заверил его Дестри. — Ты что же, не слышишь, как я реву? Бегу вниз и уже не могу остановиться! Еще немного — и моя вода выйдет из берегов. Какого хрена ты задерживаешь меня своими дурацкими вопросами?! Ух ты, вот черт!
Прогремел еще один выстрел, раздался треск и звон разбитого стекла.
Это окончательно вывело из себя представителя закона, он крепко стиснул кулаки.
— Гарри Дестри, именем закона, выходи!
— Единственный закон, который я знаю, — нахально парировал Дестри, — это журчать, сбегая вниз по склону холма. Гляди, осторожней, а то я здорово бурлю и пенюсь на поворотах. Я — Большой Грязный ручей, и несу свои воды далеко, к самому океану!
Шериф плюнул под ноги, резко повернулся на каблуках и удалился, намеренно громко стуча сапогами. Пробираясь сквозь плотную толпу зевак, он ворчливо объяснял любопытным, что с подобными пьянчугами, когда у них крыша повисает на одном гвозде, а в руках — кольт 45-го калибра, спорить не стоит, в таком состоянии им ничего не докажешь, самое лучшее — переждать, пока проспятся и придут в себя. Жители Уома, в своем большинстве люди трезвые и здравомыслящие, предпочли с ним согласиться. К тому же шериф много лет назад уже имел дело с Дестри, когда тот, по своему обыкновению, воображал себя ручьем по прозвищу Большой Грязнуля, и прекрасно знал, чего от него можно ожидать.
Когда Дестри нашел наконец в себе силы открыть глаза, его встретила прохлада серенького, пасмурного утра и зверская жажда, хорошо знакомая каждому, кто имел несчастье напиться хотя бы раз в жизни. При этом он с неудовольствием обнаружил, что мирно отдыхает в городской тюрьме, а шериф с самым невозмутимым выражением лица дремлет рядом с ним в удобном кресле. Неподалеку стоял конвоир. Лицо у него было хмурое, он крепко сжимал в руках заряженный револьвер.
Слейтер, заметив, что глаза у Дестри чуть приоткрылись, негромко спросил:
— Дестри, это ты ограбил экспресс?
— А то как же! — кивнул Дестри. — Слушай, будь другом, принеси попить!
— Это ты ограбил экспресс?
