Посетитель входит и, глядя на этот деловой монумент, на важную лысину, не решается сразу потревожить ее. Лысина его ослепляет, а громовой голос «вас слушают» чуть не лишает дара речи.
— Товарищ начальник, — начинает робко посетитель, и вдруг лысина меркнет: ведь начальник-то я!»
* * *
«Ему пятьдесят девять лет. Конечно, он не раз мне говорил, что в свое время у него было в подчинении триста таких, как я, и что опять же в свое время он был тоже знаменит. Но чему он научился за все эти годы? Держать ручку двумя пальцами? Лихо класть резолюции?
Ведь он мохом покрылся! Все говорят, что его давно пора выгнать. Я бы это мог сделать, но, честно говоря, жалко: у него семья, дети…
Он думал, что я буду так, фикцией, а управлять будет он. Фигушки! Будете делать только черновую работу.
И ненавидит он меня! Разница между нами в том, что он часто высказывает все, что думает обо мне. А я никогда не говорю, что я думаю о нем. И в этом его минус, и это его злит».
* * *
«— Иван Федорович, будьте добры составить план.
— Как, разве наступил новый год?
Выражение его лица невинное, травоядное. Словно он в первый раз слышит, хотя я ему доказываю, что старый план никуда не годится и нужен новый.
— Что же, — говорю я ангельским голосом, — придется мне самому.
— Что вы, Игорь Владимирович, вы запутаетесь, давайте уж я!
Ехидство звенит в его голосе. Он прав: я еще не разбираюсь во всей тонкости этой ерундистики.
Я знаю как в общем. И в общем я прав, это все говорят. Ну, подожди, моя любимая лысина, я тебе, старый хрыч, поехидствую!
— Иван Федорович, — голос у меня очень мягкий, — и я думаю, что к понедельнику вы сделаете. С вашим опытом это совсем несложно.
Что, съел?»
* * *
«В понедельник он спокоен, как обычно. Приходится напомнить. Конечно, он сделал. Перепечатывают.
— Мне бы сначала показали.
Барбос — а он похож на барбоса, и брови у него такие же густые, как усы, — барбос обижается.
— Вы мне не доверяете? Я всего десять лет на этой работе. Потом я думаю: зачем вам разбирать мой почерк?
Он прав. Нечего мне делать, как разбирать его иероглифы!»
* * *
«Во вторник я целый день на совещаниях. Вспоминаю о плане только в среду. Барбос сообщает, что он два дня ждет моей подписи. Ну ладно! Просматриваю. План остался почти прежним. А волынка на целую неделю. Да машинистку заставил работать.
А барбосина стоит у моего стола и взирает на меня красненькими маленькими глазками. А что, если ему в рожу плеснуть чернилами? Я представляю, как по лицу будут течь фиолетовые ручейки. Даже глаза зажмуриваю от удовольствия. Но я еще спокоен.
