Нежные и ласковые волны подхватили ее, качая и убаюкивая. Она ощутила себя маленькой девочкой, бегущей по пустынному пляжу. Она радуется свободе, свежему воздуху, пронзительному крику чаек. Рядом рокочет море. Она подбегает к нему, ждет, когда волна приблизится к ней, и убегает, боясь намочить туфельки. Она делает это раз за разом, и игра с морем не утомляет, не надоедает ей. Она слышит, что ее зовут. Поворачивает голову и видит отца, которой укоризненно грозит ей пальцем. Добродушная улыбка светится на его лице. Харриетт знает, что отец на нее не сердится. Она бросается к нему, зажмуривает глаза в ожидании, что вот-вот добрые сильные руки подхватят ее, но острая боль пронзает ее тело.
Харриетт открывает глаза и осознает себя в своей комнате, лежащей на кровати, рядом с которой стоят Джейн и Фрэнси. В их глазах застыло горе. Харриетт понимает, что пока не умерла, и радуется этому. Ей еще так много надо им сказать.
Джейн видела бабушку всего около месяца тому назад, но сейчас внешний вид старой женщины поразил ее. Еще совсем недавно это была высокая представительная леди, а сейчас она превратилась в маленькую сухонькую старушку. Было ясно, что жить бабушке осталось всего чуть-чуть, самую малость. Возможно, что ее часы уже отсчитывали последние минуты. Не выдержав свалившегося на нее горя, Джейн заплакала. Слезы медленно катились по ее щекам.
Неожиданно раздался тихий прерывистый шепот:
— Не плачьте, мои дорогие. Женщины должны быть сильными. И не надо жалеть меня, великую грешницу. Я скоро предстану пред Всевышним и отвечу за все. Прости меня, Фрэнси. Я разбила твою жизнь. Я сказала, что ты уже замужем, твоему…
Речь Харриетт обрывается. Губы ее еще пытаются что-то прошептать. Из уголка глаза выкатывается слеза. Вдруг изможденное болезнью и годами тело приподнимается и тут же падает назад, на подушки. По иссохшей руке проходит судорога, и рука замирает. Глаза открываются шире и так и остаются стеклянными, немигающими. Душа миссис Харриетт Мак-Клиннер отлетела от бренного тела, а за окном вспыхнула и упала звезда.
День, когда хоронили Харриетт Мак-Клиннер, выдался тихим. Ветра почти не было. Необыкновенный свет, которого нет нигде, кроме горной Шотландии, заливал маленькое кладбище. Причудливые скалы замерли, как караул, отдающий последние почести покойнице. Природа на свой манер прощалась с Харриетт, которая уже не могла видеть всю величественную красоту этих мест, где она родилась и провела долгие годы, где познала радости и горести жизни.
