— Погоди, погоди ты! Сядь. Сама рассказываешь, что пристал к тебе тип из милиции, про меня расспрашивал, а я и поинтересоваться разговором не могу?
— Да что тебе интересоваться! Ты кто — бандит, убийца? Зачем ты, понимаешь — ты! — мог Мазину понадобиться?!
Он искривил желтое лицо:
— Милиция не только убийцами занимается.
— Ну? Натворил что? Говори!
— А он расспрашивал про меня?
— Чего ты боишься?
Женька не находил нужных слов;
— Понимаешь. Ты же знаешь, как мне важно поступить институт?
— Знаю, что вбил ты это в голову. Дальше что?
— То, что честно туда не поступишь.
— Глупость.
— По-твоему. А по-моему — нет. Поэтому я веду переговоры.
— Какие еще переговоры?
— Это секрет.
— Да в чем дело-то?
Раздражение перемешивалось в ней постепенно с тревогой.
— Ну, Горбунов, что Крюкова знал, имеет в институте часы и экзамены принимает. Короче, может помочь.
— Взятки берет? — спросила она коротко и брезгливо.
— По-твоему, взятки.
— А по-твоему?
— По-моему, помогает. Его благодарят, конечно. Но один-то он ничего сделать не может, понятно. Другие тоже участвуют. Кого-то, наверно, милиция и разнюхала. Это они могут. Это тебе не налетчик с пистолетом.
Про налетчиков Ольга пропустила мимо ушей. Ощущала одно — брезгливость.
— Удивил ты меня, Женя.
— Чем?
— С такой сволочью связался. Ведь это ж последняя сволочь, что с людей, которые учиться хотят, деньги вытягивает. Да какие деньги! Ты вот, откуда возьмешь?
— Он и про это спрашивал?
— Кто?
— Сыщик твой.
— Слушай, Женька, ну что ты за жалкий трус!
Он крикнул:
— Кто трус? Я? Я? Да что ты понимаешь!
— Объясни, если не понимаю.
Женька стих:
— Я маме обещал.
Но даже упоминание о матери не вызвало в Ольге на этот раз сострадания «Все врет. И про мать выдувал», — подумала она, видя в Женьке лишь жалкого человечка, по собственной никчемности неспособного добиться не столь уж значительной, с ее точки зрения, цели, готового на подлость, лишь бы пристроиться, «зачислиться в высшее образование», представлявшееся ему какой-то отмычкой в другую, легкую и приятную жизнь.
— Дерьмовый ты парень, Женька.
На этот раз он сорвался полностью.
— Потаскуха! Шпионка! С любым готова. И доносишь. — выкрикивал он несуразные слова, и чем больше выходил из себя, тем больше успокаивалась Ольга. Вот и выяснились отношения. Она молча собрала свою сумку. Нелепые оскорбления не задевали ее.
— Тебя же выгнали! Выгнали! Даже с разрядов выгнали!
— Ладно. Поговорили. Прощай, Женечка. Ошиблась я. Но жалеть не о чем. Желаю всяческого.
