– Добудем, паря, добудем. Тайга большой народ кормить может.
Чимра посмотрел на Степана:
– Слышал, что умудренный жизнью человек говорит?
Степан улыбнулся:
– Не пойму, Федос… С какой стати ты, балтийский моряк, приехал в Сибирь заготавливать пушнину? Военных кораблей здесь нет…
– С кораблями я распрощался в Гражданскую войну. Памятью о флоте только одежка осталась.
– Где же ты теперь служишь?
– Партия поручила мне создать в Томске акционерное общество «Сибпушнина». Отыскал я старых скорняков, и они рассказали, что в ваших краях самый лучший промысел. К тому же качество беличьих и соболиных шкурок здесь отменное.
– А ты отличишь белку от соболя? – подколол Степан.
Чимра будто не заметил колкости:
– Белка – коричневая, соболь – черный.
Иготкин вздохнул:
– Федос, растолкуй мне, таежному человеку… Может ли получиться что-то путное в той державе, где стряпать пироги станет сапожник, а сапоги тачать – пирожник?
– Что имеешь в виду?
– Ну, вот ты – военный моряк – будешь заниматься заготовкой пушнины, горожане начнут выращивать зерно, а крестьяне подадутся на заработки в город. Что из этого получится?..
Чимра нахмурился:
– Придержи язык за зубами. За такие контрреволюционные разговорчики ОГПУ ставит к стенке даже порядочных людей. Проблема, Степа, в том, что у советской власти пока нет хороших специалистов. Старые разбежались по миру, как крысы с тонущего корабля, а новые сами не рождаются. Приходится идти на риск в кадровом вопросе. Почему, думаешь, я к тебе приехал? Ты, опытный таежник, разве откажешь в дельном совете корабельному другу?
– Конечно, не откажу.
– Вот и давай толковать по делу…
Долго проговорили в тот вечер Иготкин и Чимра. Темелькин слушал их разговор молча, посапывал трубкой. Только, когда начали обсуждать, где лучше вести промысел, старый хант вынул из прокуренных зубов трубку и сказал:
– В Шаманову тайгу ходить надо.
Упоминание о Шамановой тайге напомнило Степану смерть отца. Темелькин это заметил и быстро заговорил:
– Пошто, Степан, надулся? Плюнь на шамана! Большим народом пойдем, артелью! Много-много людей шаман боится. Плюнь!..
Степан невесело улыбнулся. Тесть его умел считать только до трех. Один, два, три, а дальше у ханта шло «много» и «много-много».
…Следующим вечером потянулись лисьенорцы к дому Иготкина. Заходили в прихожую, здоровались и молча рассаживались по лавкам. Изредка перебрасывались скупыми словами между собой, чадили самосадом. Старики, повидавшие на своем веку самых плутоватых купцов, смотрели на нового заготовителя с любопытством. Ухмыляясь в бороды, покашливали.
