— Но как вы могли допустить…
— Наоборот, я перестал бы его уважать, если бы он показал себя бабой. На войне каждый должен быть солдатом. Смерть храбрых щадит! С колокольни все было видно как на ладони. Генерал особенно восхищался какой-то небольшой группкой, что вышла к границе у озера Черного Дрозда.
— Где, вы сказали?
— У моста. Наши танкисты столько немецких танков сожгли, что их на целый год переплавлять хватит.
Я хотел приподняться, но сестра не разрешила:
— Лежите, вам нельзя вставать.
Капитан поворачивает лицо в мою сторону. Пилотка его лежит рядом с головой на носилках, кирпичная пыль, въевшаяся в тело, кажется, тает, а может, он потеет. Волосы прилипли ко лбу, пропыленные, желтые.
— Тебя как величать? — спрашивает он.
— Василием.
— Я тоже Василий. И тоже танкист. Поэтому я как увижу танкиста, так готов его расцеловать… Не повезло нам, дружище. Наши гвардейцы по самой Германии пойдут, а мы с вами будем валяться на госпитальной койке. Но я сбегу! Честное слово, сбегу, я так и сказал генералу.
— С колокольни далеко было видно?
— Почти пол-Европы. Все боевые порядки нашего корпуса и даже соседей. Они тоже отбивают атаки с большими потерями… День солнечный. Правда, все заволокло дымом, но различить можно, где свои, где чужие. У нас глаз наметан… Это вы там с «тиграми» дрались? Я догадался.
— Мы. Но я плохо рассмотрел…
Он протянул руку и пожал мою…
Видимо, интересная служба у капитана, но не знаю, завидовать ли ему? Все-таки он наблюдает за нами! И восторгается…
— На подходе две наши свежие армии. Немцы и не подозревают, что их ждет.
В машине сразу наступило оживление.
— Неужели правда?
— Сам слышал от командира корпуса.
— Тогда порядок. А то у немцев там был сильный танковый кулак.
Капитан ответил:
— Перевес в силе быстро меняется. Я ведь не шучу насчет двух армий. — Он улыбнулся и сжал губы, они тоже были у него в крапинках кирпичной пыли. Из некоторых крапинок сочилась кровь.
Я спросил у капитана, знает ли он что-нибудь о тяжелом танкосамоходном полке.
— Которым командует Глотюк?
— Да.
— Полк уничтожил более сорока танков. Но и сам остался почти без техники.
Вот это Глотюк! Я верил, что он покажет себя. Он из таких: или грудь в крестах, или голова в кустах.
В санитарке душно. Кто-то тихим голосом просит:
— Откройте двери.
— Пыли будет много. И так не продохнуть, — возразили ему.
И все же сестра открывает на минуту дверь, потом опять закрывает.
Все еще слышна канонада. Навстречу нам, к передовой, движутся новые самоходки. Красавицы! И опять сердце начинает учащенно биться.
