Повернули назад и не заметили, как оказались вблизи штабной машины. Мигают у кустов самокрутки. Останавливаемся.
— Вам сколько лет? — спрашивает Марина.
— Двадцать один.
— А мне двадцать… И не просто справиться с ними. Хотя и война.
Я не знаю, что ей сказать. Война или не война, что мне до этого? Я люблю ее и ничего не хочу знать.
— Вы не сомневайтесь. Я просто устала… И поступайте со мной как хотите. Можете погубить, можете сделать счастливой. От меня ничего не зависит. Но верьте: что бы с вами ни случилось, я всегда буду рядом. — Она шептала так, будто кто-то ей помешает досказать. И вдруг потянула меня за руку в сторону, за куст орешника.
У машины стоял Глотюк и курил. Конечно, он нас заметил. Побрел по нашей же просеке, только один. Встретив меня утром, он усмехнулся:
— Ну и ну! Сам был лейтенантом, всякое случалось, но до такого не доходило. Эти женщины часто не знают, чего хотят, потому и теряют голову… Ты действительно любишь ее?
— Почему это всех интересует?
— Не интересовало бы, не спрашивал.
— Но кто вы мне — отец?
— Не надо так, Михалев… Повезло тебе, и будь доволен. Я завидую, но не презираю. Мужчины должны быть мужчинами.
Он пригласил меня зайти в штабную машину.
— Садись. Должен сказать, что я о тебе самого высокого мнения. Не забывай об этом, если я тебя даже буду и ругать.
Замполит сообщил радостную новость — в Москве будет совещание комсомольского актива. От нашего полка тоже поедет несколько человек: старший лейтенант Косырев, механик-водитель сержант Воронин, награжденный орденом Ленина, и я. И Марина. Если ее отпустит Глотюк.
— Сам бы с удовольствием поехал с вами, но — увы! — смеется подполковник Нефедов. — Эх, где моя молодость?
А ему всего двадцать пять. Но оказался он в другом поколении. Сам это чувствует, радуется и сожалеет.
— А на чем мы поедем, товарищ гвардии подполковник? — поинтересовался я.
— На попутных, господа делегаты!
Мне очень хотелось, чтобы вместе с нами поехала Марина, но это зависело от Глотюка. Конечно, он ее ни за что не отпустит. И оправдание найдет: «А кто будет на рации дежурить?»
Но начальник штаба даже не заикнулся об этом. Вручил мне командировочное предписание и сверток — две банки сардин и плитку шоколада. Я понял, для кого предназначался шоколад.
— Что, Михалев, требуется сделать, вернувшись в часть?
— Доложить о прибытии.
— Не просто доложить. Прибыл — все в порядке.
Я не хотел у него брать консервы и шоколад, но он настоял:
— Бери, бери, пригодится. Я люблю другое, остренькое. Витамин «це» — сальце, винце…
