— Прошу вас сообщить командованию, что вы меня задержали.
— Сами знаем.
Конечно, он сам все знает. Такого чудака не сыскать, наверное, во всей артиллерии. Он смотрит в мое удостоверение личности, читает:
— Михалев… Гвардии старший лейтенант Михалев.
И вдруг мне показалось, что я уже встречал где-то этого человека. И голос знаком, и манера говорить — слегка задыхаясь, будто он только что пробежал стометровку.
Но борода? Такого волосатика Робинзона я бы запомнил. У нас в танковых полках бородатых вообще нет. «Шерсть хорошо горит», — шутит комкор. Он всегда побрит.
— Михалев… Михалев. — Он приподнимает голову и каким-то мягким, изменившимся голосом спрашивает: — А вы из каких краев, Михалев? В Красно-Пойменской школе не учились?
— Учился.
Он нахмурился.
— В седьмом «б»?
— Так точно.
— Тот самый Михалев, из-за которого мне доставалось на педсовете. Это вы мне однажды чуть глаз не выбили снежком?
— Здравствуйте, Семен Власович… А насчет снежка — так это случайно, когда не метишь, обязательно попадешь.
— Но вы метили. Я даже не успел отвернуться.
Видимо, сильно я тогда ударил ему в глаз, потому что учитель наш не пришел к нам на очередной урок.
— Так-так… Михалев, значит? Гвардии старший лейтенант! — И он сделал знак старшине, кивнул в сторону полки, на которой стояли котелки и кружки.
Пока старшина жарил картошку на костре у выхода из блиндажа, мы сидели и вспоминали нашу школу, учителей и учеников, которые подросли и стали солдатами. Некоторых уже нет в живых, другие покалечены.
В нашей Красно-Пойменской средней школе было много учителей, но почему-то судьба свела именно с Семеном Власовичем, о котором я никогда не вспоминал даже. Он не пользовался у нас особым признанием и уважением. Его физику и алгебру мы не понимали. Он читал лекции, как профессор какой. Отсидим смирненько сорок пять минут и разойдемся, ничего нового в голове. Больше тумана… Знает ли он об этом? К тому же Семен Власович был у нас классным руководителем, выручал не раз.
Он смотрит на меня с удовлетворением и некоторым удивлением:
— Танкистом стал? На каких танках?
— На ИС.
Долго не сводит с меня уставших глаз, в них грусть, и гордость, и что-то еще, может тревога.
Старшина тихонько, как бы извиняясь, положил передо мной гранату и пистолет.
— Запал вынь, — сказал Семен Власович. — На передовой, там все разрешается, а здесь незачем рисковать. Чека — вещь ненадежная.
Я вынул запал, сунул его в карман куртки, а лимонку в карман брюк, спрятал в кобуру пистолет.
