— Нет.
Шевчик колеблется, молчит.
— И ты трусишь? — говорит ему Климов. — Подержи себя за коленки, если не хочешь подержаться за коленочки какой-нибудь сестрички в белом халате. Ты не смотри на Михалева, он отправит нас спать, а сам к ней… Я все понял! — погрозил он мне пальцем. — Но я тебе не завидую. Не та ты птица, чтобы она тебе досталась. Зря стараешься. Или лови момент. Промедление смерти подобно! Но ты всегда был не от мира сего. Представляю, о чем ты с девушками толкуешь, когда остаешься с ними наедине. Наверное, стихи читаешь? А потом они перед тобой недотрог изображают. А женщина есть женщина. Что ты с ними на нежность нажимаешь?
— Может, ты в чем-то и прав, но хватит.
— Я молчу. Только не обижайся. Я ведь мелю всякий бред не от хорошей жизни. Если бы я кого-нибудь любил и меня любили, может быть, и я пел бы соловьем. А так… Пока не поцелует болванка. Она нас не чурается — и ротных и взводных. Пропахших газойлем и пылью. Ты ведь сам все знаешь, такой же, как и мы.
— Идемте, ребята, спать. Наши девушки от нас не уйдут.
Климов стал обнимать меня:
— Разреши, я тебя поцелую за это!
— Не стоит.
— Нет, стоит. Ты сам еще не знаешь, что ты сказал!.. А теперь можно и по домам. Подурачились, и хватит. Уснем с верой в любовь… И на кой черт эти девчата на фронте! Только мутят души у нашего брата. Моряки мудрее, они на флот баб не пускают. Будь здоров! — Климов взял Шевчика под руку, и они зашлепали мокрыми сапогами по лужам.
Чернова отправили в роту. На марше у колымаги отказало рулевое управление, и она врезалась в дерево, радиатор пробило насквозь в нескольких местах. Ремонтировать ее не стали, бросили на дороге. Глотюк верит, что Чернов умышленно разбил колымагу, чтобы избавиться от нее, — трофейная, никакого ответа.
Еду на танке. Дремлется, поэтому на всякий случай пристегнул себя ремнем к скобе на башне, чтобы не свалиться под гусеницы следом идущей машины. Качает и бросает. И пыль, и грязь, и мазут — все на мне.
Часто со мной едут на броне десантники. Ребята неразговорчивые, их тошнит без привычки, держатся за жалюзи двумя руками. Молча сидят, не отвлекаются, не спят. Видимо, боятся танка. И уважают его, броневого дьявола.
Ночью, в темноте, на каждом привале командиры стрелковых взводов бегают от танка к танку и пересчитывают своих десантников.
— Раз, два, три, четыре… Все!
И опять едем дальше.
Рычат двигатели, вздрагивают лесные опушки, качается луна в небе. Едем и едем вдоль линии фронта. Что там задумали наши генералы? Наверное, какой-нибудь новый котел готовят для фрицев.
