Не хотелось прощаться. Мне все еще представлялось, что это жизнь подшутила надо мной, и очень жестоко. Где-то там, в развалинах старого монастыря, есть та, настоящая Марина, а эта — подует ветерок — растает, как туман при первых лучах утреннего солнца.
Глотюк первым увидел нас, когда мы выходили из оврага.
— Ранехонько вы за водичкой ходили! Или еще с вечера?
В другой раз я бы рассмеялся, но сейчас было не до шуток. Полк прогревал моторы. Бегали связные, от кухонь ветром разносило запах подгоревшей каши.
При входе в свое подземелье я выплеснул воду из котелков.
«Золотой замполит» волнуется, как студент перед экзаменом. Он слишком старается, ему бы держаться построже, должность высокая, мог бы немного и поважничать. Но он, недавний комсомольский работник, привык суетиться, кипеть. Даже тогда, когда и не надо.
— Михалев, отправляйся во второй батальон, я пойду в первый, — говорит он мне. Опять по-дружески, будто мы с ним всего-навсего члены одного комсомольского бюро. Пожимает руку, слишком оживленно, горячо. Но от этого он не теряет своего обаяния. Видна вся его душа, распахнутая для всех.
Отыскиваю Чернова — он помогает приятелю наладить мотор у грузовика, — прощаемся, и я направляюсь к танкистам. Дорогой спохватываюсь: а с ней не попрощался.
Дорога растерта танками, кругом гремит и трещит, стонет, и не верится, что в этом лесу есть птицы и звери, что в нем бывала тишина. Такая, как минувшей ночью.
Я все еще не дотрагивался до ящика с документами Кувшинова. Придет настоящий комсорг, пусть он и разбирается.
Штаб полка вернулся в развалины монастыря. Снова заговорили о юбилее. Особенно старается Глотюк. Сам бегает и других гоняет. Говорит, что устал писать наградные.
— Михалев! Дух из тебя вон, а чтобы самодеятельность была.
— А если не будет?
— Не забывай, что здесь не базар — торговаться не будем.
— Где же мне артистов брать, товарищ гвардии майор?
— Это уж не мое дело! Ты — комсорг, ты и ищи. И не забудь о хоре. «Броня крепка…» Учти, генерал будет, командир корпуса.
Теперь я понял, что без самодеятельности не обойтись, хотя «золотой замполит» и говорил: может, обойдемся и так.
Начал вербовать «артистов» — надо мной все посмеиваются. Командиры рот и слышать не хотят о том, чтобы отпускать людей на репетиции, — технику надо чистить! В климовской роте нашлось несколько певцов, но капитан был непримирим:
— Я им такой концерт устрою, что они навсегда песенки свои забудут!
Когда Марина решила помочь мне, Глотюк предупредил ее:
