Полк прорыва | страница 115

Порою даже маршал должен отвечать только одно: слушаюсь.

Отпуск Хлебникову был запланирован на конец года, а предложили пойти теперь, почти в самый разгар лета. Прежде он мечтал поехать на юг, а в жару какой там отдых, пришлось остаться под Москвой. Переоделся в гражданский костюм и попросил адъютанта отвезти его в санаторий.

Тенистые аллеи, две небольшие, но очень тихие комнаты. Спи сколько хочешь, читай или броди по окрестностям.

Сначала ему понравилось, но вскоре заскучал. Хотя бы кто-нибудь проведал! Прошла неделя, а он ни с кем даже по телефону не разговаривал. Позвонил адъютанту — нет дома, тоже в отпуске, уехал в Сочи.

Вечером приехал генерал-полковник Прохоров. Вошел, поздоровался и тут же взглянул на кресло:

— Разрешите присесть?

— Пожалуйста, чувствуйте себя как дома.

Прохоров тяжело опустился в кресло, оперся на подлокотники.

— Как вам здесь живется-отдыхается?

— Как положено в таких случаях.

— Извините, раньше не мог навестить. Несколько дней торчал на полигонах и танкодромах.

Прохоров сейчас замещает своего начальника, маршала бронетанковых войск. «Суровая участь ему выпала», — подумал Хлебников.

Генерал привез газету с сообщением ТАСС об испытании нового ракетного оружия, которое было успешно применено против танков. Он ждал, что скажет Хлебников.

— Я уже видел это, — сказал маршал. — Хорошо, что у нас появилось такое оружие. Оно должно стать щитом для наших танковых войск. И ни в коей мере не устраняет их.

— Но…

— Знаю, Тимофей Федорович. Разрушать — мудрости особой не требуется. Но когда люди берут на себя ответственность, они обязательно должны думать о последствиях.

— Может быть, пройдемся по парку, — предложил Хлебников.

— С удовольствием, — сказал Прохоров.

От подъезда сразу начиналась тенистая сосновая аллея, по сторонам рос густой березняк, сквозь него просвечивала поляна. Они поднялись на взгорье, откуда открывался чудесный вид на Москву-реку. Они текла в голубой дымке по широкой долине, обходя холмы, похожие на вросшие в землю шлемы древних богатырей.

— Красота-то какая! — сказал Прохоров. — И тишина.

Но тишины-то меньше всего хотелось сейчас Хлебникову. В этом санатории он вторую неделю жил будто с завязанными глазами. Все, что вокруг происходило, его не касалось. Не должно было касаться. И он с горечью усмехнулся и подумал: «Приказано отдыхать».

— Сегодня по радио передавали, что какой-то генерал в запасе изъявил желание быть чабаном, — не отводя глаз от Москвы-реки, сказал Прохоров.