Дедушка тоже одинокий, Татьяна была у него единственная дочь. Отслужил, вышел в отставку, на пенсии. Заменил внучке всех — отца, и мать, и бабушку, которой она не видела. Но годы свое берут, и ему трудно. А может, и легче вдвоем с внучкой.
«Скорее бы дали квартиру! Как бы дедушка ни обижался, а дочку я заберу к себе».
Правда, Мамонтовы, у которых он сейчас жил, говорили ему, чтобы он привозил ее. Но он же сам видит, что она будет их стеснять. К тому же не совсем подходящие условия для ребенка.
С журналистом Сергеем Афанасьевичем Мамонтовым Шорников был знаком еще с войны. Мамонтов часто приезжал в их корпус и однажды даже написал очерк о взводе Шорникова. С тех пор корреспондента принимали как родного, обязательно оставляли ночевать и угощали всем, что только можно было достать.
Когда Шорникова перевели в Москву, он зашел к Мамонтову, и Сергей Афанасьевич никуда его не отпустил: будешь жить у меня.
На окне сидела обезьянка и строила гримасы.
— Чи-Ки, не позорься! — сказал ей Мамонтов, и маленькая рыжая обезьянка, отвернувшись, стала смотреть в окно.
— Откуда она у вас?
— Один знакомый моряк привез из плаванья. Сначала я растерялся от такого подарка, а теперь мы так с женой привыкли, что не нарадуемся. Умница! Но шалунья.
В любую погоду вечерами, когда стихал городской шум, Сергей Афанасьевич выходил на прогулку. Обезьянка на груди, высовывает из-под бортика пальто свою огненную головку. Отпускать ее он не решается, а собачки — те бегают, резвятся.
У жены Мамонтова была своя страсть. Она состояла членом клуба декоративного собаководства, считалась знатоком этого дела. Статьи Изиды Мамонтовой печатались часто в клубном журнале. Собаки у нее были не простые — чистых кровей, ростом чуть побольше мышки, беленькие, как пушок, — подуешь, и улетят. Если верить слухам, то отцы или прадеды этих собачек бегали по комнатам Белого дома и принадлежали самому президенту Кеннеди. Собачники наговорят всего, только слушай. Сам Мамонтов в это не верил, за что на него обижалась Изида. Но Сергей Афанасьевич регулярно выводил собачек и обезьянку на прогулку, иногда и ночью, в дождь и снег, поэтому и обезьянка не была в обиде, хозяйка ее кормила и мыла, как и своих питомцев, позволяла прыгать с окна на книжный шкаф, на торшер, сама развесила из угла в угол веревку — пусть шалунья Чи-Ки болтается! И обезьянка часами висела на задних лапах, потом вдруг взвивалась огненным шаром и падала Сергею Афанасьевичу на шею. Изида смеялась.
