Удобная и легкая ложь. Даже когда он лгал себе самому.
— Ну вот, — сказала она, гладя готовую повязку. — Теперь все заживет.
— Тебе целительницей стать надо.
— Боюсь, наши родители не сочтут это подходящим занятием для принцессы.
— Тут ты права. Не сочтут.
Ее ладошка все еще лежала у него на руке.
— Благодарение богине, ты порезался не очень серьезно…
— Да, слава богине, — сухо выговорил он и скривил губы. — Ты так преданно служишь Валории, что я начинаю казаться себе недостаточно набожным, и мне стыдно. И так было всегда…
Она бросила на него острый взгляд, но улыбаться не перестала.
— Я знаю, ты считаешь глупостью столь сильную веру в незримое.
— Слова «глупость» я не употреблял…
— Между тем иногда необходимо бывает поверить во что-то большее, чем ты сам, Магнус. Или хоть попытаться.
Поверить в нечто, чего нельзя ни видеть, ни осязать. Впустить веру в свое сердце, несмотря ни на что. Однажды, в миг нужды, это может придать тебе сил…
Он терпеливо слушал.
— Как скажешь, сестричка.
Улыбка Люции стала шире. Ее всегда забавлял пессимизм Магнуса, и подобный разговор был у них далеко не первым.
— Однажды ты уверуешь, — сказала она. — Я это знаю.
— Я в тебя верую. Разве этого не достаточно?
— Что ж, тогда я постараюсь подать своему дорогому брату добрый пример. — Она потянулась к нему и коснулась губами его щеки, отчего он на мгновение перестал дышать. — Мне пора на пир, его ведь как-никак устроили в мою честь. Мать рассердится, если я исчезну и не вернусь.
Он кивнул и потрогал повязку.
— Спасибо, милая. Ты мне жизнь спасла.
— Ну да, конечно. Лучше постарайся вести себя сдержанней, когда кругом хрупкие вещи.
— Учту…
Она в последний раз улыбнулась ему и поспешила в пиршественный зал.
Магнус еще несколько минут сидел неподвижно, прислушиваясь к гудению голосов. Он никак не мог собраться с силами, чтобы встать и присоединиться к пирующим. Ему не хотелось туда. Там было неинтересно. Если завтра его кто-нибудь спросит, отговорится слабостью из-за потери крови.
Он и в самом деле чувствовал себя больным. То, что он ощущал к Люции, было неправильно, нехорошо. Неестественно. И эта отнюдь не братская любовь росла день ото дня, как ни старался принц избавиться от наваждения. Вот уже целый год Магнус через силу заставлял себя смотреть на других девиц при дворе. И это притом, что отец вовсю давил на него, требуя, чтобы сын избрал себе будущую супругу.
Чего доброго, король скоро решит, будто нежность его отпрыска принадлежит вовсе не девушкам…
