Капу голой Василий не представлял, что сути не меняло: старая жена действительно давно была наподобие мебели, можно и не заметить, если бы она постоянно не ругалась то с матерью, то с соседями и его не пилила по каждому маломальскому поводу. Эти соображения вызвали к жизни иной образ, и Панюшкин спросил:
— А Зина тебе нравится?
— Приятная дама, — осторожно сказал Шапошников, продвигая коня в гущу чужих фигур. — А что?
Василий глупо хихикнул:
— Может, я влюбился.
Пианист внимательно глядел на доску и, обдумывая очередную комбинацию, машинально повторял:
— Влюбился… влюбился…
Наконец сделал ход и воскликнул:
— Так это же прекрасно, если сохранились желания!
— Прекрасно-то — оно прекрасно, а Зинка хоть и своя, — сказал Панюшкин, стараясь отвлечь Владимира Петровича от хода ферзем, что грозило провалом партии, — одевается дорого и духами за версту несет. С приятельницами в праздники по кафешкам таскается, водку пьет. Она смолоду без тормозов была. Одно слово — шалава.
— Что-то я тебя, Вася, не пойму. Или ты чего не понимаешь. Она человек одинокий. Куда же ей без подруг? Ведь не с мужиками по ресторанам ходит. А одеваться хорошо ей по работе положено. Почему шалава? Не вижу логики.
— А логика такая — я мужик простой, грубый, а она — интеллигенция.
Владимир Петрович шагнул черным ферзем в глубь поля противника.
— Брось! Современная интеллигенция опростилась до пивного ларька. А все бабы — от королевы до кухарки — ждут от нас одного и того же, и чем ты крепче, тем они мягче. У женщин психология подчинения, им нужен покровитель.
Победив в трех партиях подряд, Шапошников спохватился и в четвертой подставился — а то можно партнера потерять. Васька почувствовал, что ему сделано послабление, но задвинул догадку подальше. От открывшихся вариантов разбежались глаза. Он схватился за офицера, потом за пешку, но куда ходить, еще не придумал и решил пока спросить:
— А Капа?
— Что Капа? Семья — клетка общественного организма, сранжированного по определенным параметрам, чтобы противостоять хаосу.
Из непонятной тирады Ваське особенно понравилось слово «параметр», смысл которого был темен абсолютно, а потому оно звучало даже лучше, чем привычные прибаутки.
— Опять думаешь целый час, — на этот раз мирно упрекнул Шапошников и добавил: — Капа жена, ей знать не положено.
Взбодрившийся Панюшкин быстро взял незащищенную фигуру и объявил шах. Владимир Петрович согласился на ничью и протянул руку для торжественного пожатия.
