Маленький кузнечик прыгнул с кучи бревен, но вместо того, чтобы приземлиться на плече у нездешнего, он пронзил его и вылетел из подмышки, растерявшийся не меньше Охломоныча. Потеряв ориентацию, он приземлился не на лапки, а спиной вниз, на крылышки.
Что-то в этом человеке с первого взгляда настораживало Тритона Охломоныча. И лицом, и одеждой выглядел по-нашему, и говорил на русском языке, а все же чувствовался в нем иностранец. И спина какая-то не наша, и не выматерился ни разу. Речь до того ровная, гладкая, будто по книжке читал.
Между тем жук, из тех неповоротливых созданий, что летают исключительно по неотвратимой траектории пули, к ужасу Охломоныча, прострелил голову незнакомца — ударил в левое, а вылетел из правого уха. При этом белобородый даже не поморщился. Жук же щелкнул рикошетом по березе и отскочил куда-то в сумрак бора.
— Ну вот и дождь кончился, — печально сказал человек и поднялся. — Пора мне.
И, как встал он против солнца, обнаружилась бесплотность — просветился весь, как под рентгеном. Ни косточки! Лишь красное пятно вишни висит в пустоте.
Как бы весь из одного тумана и, кроме одежды да вишни, никакой телесности.
Нельзя сказать, что Тритон Охломоныч СИЛЬНО испугался. Не было такого события после распада СССР и развала родной МТМ, которое могло бы его по-настоящему испугать. Однако же удивился.
Подумал: с голоду, должно быть, померещилось.
И пальцем в чужого человека, эдак, ткнул. Одежда под пальцем мягко вдавилась внутрь, как в шарик, надутый теплым дымом.
Посмотрел чужой человек умными бесплотными глазами на палец Тритона Охломоныча и говорит печально:
— Да, уважаемый Тритон Охломоныч, одна душа во мне и осталась. Дождь кончается, и выбор у меня невелик — либо навсегда раствориться в земной природе, либо стать частью земного существа до тех пор, пока цикл не завершится. Дело идет не на часы, а на минуты. Вовремя я тебя отыскал. Позволь мне частично вселиться в тебя.
— Это как? — не понял Охломоныч.
— Да ты не сомневайся, — уговаривал его становящийся все более прозрачным чужак, — в твоем теле вполне уместятся две души. К тому же душа у тебя добрая, уживчивая. Думаю, что у нас с тобой проблем не будет. Жить будем душа в душу. Уж поверь мне. За последнее время я этих человеческих душ миллионы пересмотрел. Кроме как к тебе на подселение, и податься некуда. Неужели допустишь, Тритон Охломоныч, чтобы на твоих глазах живая душа погибла?
— Да что я изверг какой, — пробормотал в глубоком смущении Охломоныч, мало чего соображая.
