— Расскажите о вашей схватке с братом, — сказал Николай, глядя в то место темноты, где сидел невидимый Васильев.
— Схватки, собственно, и не было. Вы же знаете, что брат не реакционер. Он на стороне студентов. Но поступить так, как профессор Преображенский, у братца, конечно, не хватило духу. Тот прямо в актовом зале заявил, что уходит из университета, а этот не хотел распалять студентов, боялся, что нас изобьют, как в Москве. Помогал ректору успокаивать.
А когда он сказал, что в Петербургском университете всё тихо и мирно, я перебил его. Поспорили.
— Сколько же исключено? — спросил кто-то.
— Исключение и аресты продолжаются. Первый список — тридцать девять человек. Это головка.
Васильев ещё долго рассказывал о сходке в университете, и гимназисты, каждый из которых что-то слышал об этом событии, теперь узнали подробности.
— Расходиться по одному, — сказал Николай. — Будьте осторожны. Всюду шныряют полицейские и солдаты.
Все постепенно разошлись, и Николай оказался наедине с Васильевым, и это грустно напомнило другую ночь, когда вот в такой же тёмной комнате он остался с Мотовиловым.
— Ну, о чём вы думаете? — сказал Васильев.
— Понимаете, жалею, что пошёл не в ту сторону.
— Раскаиваетесь? Страшновато?
— Нет, я не об этом. Пошёл ведь тогда с Воскресенской в ветеринарный институт. Надо бы прямо по Университетской, а я решил дать круг и на Вознесенской столкнулся с наставником. И он увёл меня в гимназию. Так и не удалось встретиться с Мотовиловым. В котором часу он появился в университете?
— Кажется, в третьем. Он хотел привести ветеринаров пораньше, да задержался в институте. Пока они там вручили директору петицию, пока объяснялись с ним, пока возились у нашего входа с полицией, сходка уже приутихла. Но всё-таки они подкрепили нас. Кстати, Кремлёв сам попросил впустить их в зал.
— И я бы, возможно, как-нибудь проскользнул с ними, а меня в это время пилил директор. И чего тратил силы? Уже знал, что попечитель предложил исключить, и всё-таки ещё пилил.
— Напутствовал.
— А вы с братом-то не ссорьтесь. Пользуемся его библиотекой. Возьмёт да и откажет.
— Пет, мы не ссоримся. Дома он тоже бунтарь. Ненавидит русскую деспотию. Но ведь профессор. Боится потерять кафедру. Что, двинемся?
Они ощупью выбрались в коридорчик, нашарили в конце его дверь и постучали хозяину.
— Уходим, закрывайтесь.
Николай приоткрыл калитку и глянул на улицу, белую, лунную, пустынную.
— Никого, — сказал он.
Они пожали друг другу руки и быстро пошли в разные стороны.
