Борис сунул под кровать свой небольшой обшарпанный чемодан и, ощутив дрожь в уставших ногах, завалился на кровать прямо в грязных ботинки. Под ним тоскливо скрипнули ржавые пружины.
Всё его существо негодовало! И зачем он только согласился на эту работу? Можно подумать, что его согласия кто — то спрашивал! Просто приказали в Обкоме партии, в которой он последнее время чувствовал себя не членом, а скорее её изгоем.
С этими мыслями он и провалился в недолгий кошмарный сон. А проснулся от холода и от запаха варёной в «мундире» картошки.
— Иди ужинать, — пригласила его Антипьевна за непокрытый стол, такой же старый, как и она сама. — Разносолов у меня нету. Только картошка и лук.
Превозмогая сырую вонь грязной избы, Борис вылил в тёмную железную кружку содержимое, привезённой с собой, чекушки и выпил залпом за упокой ещё одной своей несбыточной мечты: хоть как — то наладить свою жизнь!
Быстро хмелея и обжигая пальцы, он чистил горячую картошку и ел её с луком и солью совершенно без аппетита, глядя в маленькое окно, выходящее в сад. Там на голых сырых ветках корявой яблони каркали две вороны. Ещё две копошились в развороченных, усыпанных опавшей листвой, грядках.
Борис честно старался освоиться на своей новой работе, хотя толком и не понимал в чём она заключается. Он родился и вырос в областном городе. Окончил строительный институт. Вступил в Партию и вскоре был направлен на работу с молодёжью.
Из всех четвероногих знал лишь стол, стул, кровать и своего отца — запойного алкоголика. А из домашнего скота, видел только наглого соседского кота. И подпевая студентам в стройотряде:
Ты в навозе стоишь — юбка с разрезом!
Ловко чешешь бычка с хвостом облезлым!
— он и не подозревал, как на самом деле отвратительно пахнет навоз, который вываливали прямо у ворот фермы.
Он не понимал, как можно привыкнуть к ужасающей грязи вокруг и в частности к грязным халатам и телогрейкам. К вечно пьяным, к вечеру вываливавшимся из тракторов, постоянно матерившимся трактористам. К тому, что идя домой почти каждый член колхоза тащил с работы кто ведро молока, кто полмешка комбикорма.
Обо всех этих случаях он с возмущением докладывал председателю.
— А что я могу поделать? — таращил свои близорукие глаза Андрей Степанович. — Выгнать всех? А кто тогда работать будет? И так уже все кто могли в город сбежали. Почитай на одних пенсионерах и держимся!
Они ведь тоже люди. И жить хотят по человечески. А для этого нужно их труд механизировать. Но техники нет и денег на неё тоже!
