Убрав мусор, Наталья, вымыла окна и пол, а в переднем углу кухни повесила икону Божьей Матери, привезенную ею ещё из деревни.
Александр бросил в угол недовольный взгляд, но промолчал. Он хоть и беспартийный, но в бога не верил, потому что не понимал: отчего бог помогает не больным, сирым и убогим, а только всякому жулью?
Александр сделал большой стол с табуретками. Потом он смастерил диван, обив его купленной на базаре очень пёстрой и толстой тканью. А над диваном прибил трофейный гобелен, выменянный им у пьяного проезжего офицера на бутылку водки, с которого олениха и оленёнок с недоумением наблюдали за нередкими скандалами разбушевавшегося Александра с его страдалицей женой. Иногда и в них попадал грязный ботинок, что бы «не пялились!»
Но в основном Александр теперь старался использовать свои, оказавшиеся действительно золотыми, руки для дел, которых в своём доме оказалось непочатый край. А может ему теперь помогало вдохновение — наконец он почувствовал себя хозяином.
Хорошим подспорьем для их семьи стал собственный огород. Поначалу на нем с энтузиазмом трудилась вся семья. Но постепенно всё переваливалось на плечи Натальи.
Затем Истомины понемногу обзавелись скотиной.
Теперь Наталье, что бы переделать все дела, приходилось вставать с первыми петухами, а спать ложиться уже за полночь, но всё равно она была счастлива.
Спьяну Александр пытался помогать жене. Взяв ведра, он шёл в колонку за водой, а за ним, на потеху соседям, чинно вышагивали две коровы, телята, поросята и гуси — на водопой. Пережёвывая папиросу из одного угла рта в другой, Александр, прищурясь, деловито оглядывал свое четвероногое хозяйство: как бы кто не отстал и не потерялся. Потом он запускал всё это гомонящее стадо во двор и запирал ворота.
На этом его помощь обычно заканчивалась. Хотя траву на сено скотине косил, конечно, он. Косить он умел и любил и на покос выходил рано, пока беспощадное солнце не успело высушить ночную росу.
Занеся косу с права, он легко срезал полукруг травы и, неспешно передвигаясь, размашистыми движениями снова и снова ловко укладывал скошенную траву себе под ноги.
Горячее солнце с каждым часом поднималось всё выше и нещадно жгло с безоблачного неба. Рубаха Александра быстро темнела, из — под взмокших волос по его лицу тёк пот, но ему некогда было его замечать. Как и тучу комаров, кровожадно пищавших над ухом.
Докосив до зрительно отмеченного им рубежа, Александр обычно закуривал и разглядывал новые мозоли и волдыри на натруженных руках. Его пристрастие к куреву было не просто одним из его безусловных рефлексов, а действенным способом взбодриться и вернуть землю себе под уставшие ноги. Хотя потом его непременно забивал сильный, выворачивавший нутро, кашель.
