Эпизоды, которые во время первого чтения представляются если не промежуточными, то второстепенными, на самом деле оказываются не отступлениями, а узловыми моментами рассказываемой истории. Однако, хотя чрезвычайно серьезная по своей сути игра в обезглавливание оправдывает — в ретроспективе — необходимость серьезного отношения к происшедшим в замке событиям (в конце концов, окажись Гавейн менее стойким под натиском леди, он в буквальном смысле мог бы поплатиться головой), иронично-веселая атмосфера всех сцен в замке вкупе с формально-игровым аспектом сделанного Зеленым Рыцарем вызова определяет комическую развязку в сцене у Зеленой Часовни.
Мрачные мысли Гавейна, который, находясь в замке, часто думает о предстоящей встрече с Зеленым Рыцарем, постоянно нарушаются смехом хозяйки или громкими, полными природного жизненного веселья речами хозяина. Ирония последнего по поводу “добычи” Гавейна (поцелуев) в период отсутствия в замке мужчин, комичное положение, в котором оказывается Гавейн, когда к нему в спальню приходит прелестная леди в соблазнительно открытых одеждах и делает комплименты по поводу его богатого и всем известного опыта в любовной науке, коррелируют с ироничным описанием поведения героя у Зеленой Часовни, когда он узнает об истинном испытании.
Гавейн пристыжен тем, что не вполне смог оправдать звание идеального рыцаря. Негодуя на “женские уловки” (97), подобно героям англо-саксонской поэзии он соизмеряет свои горести с трагедиями общечеловеческой истории, вспоминая Адама, Соломона, Самсона и Давида, каждый из которых был обманут женщиной. Однако добродушный Бертилак восхваляет доблесть и добродетели Гавейна, утверждая, что его ошибка невелика. Контраст между незначительностью допущенной ошибки и почти эпической по способам выражения трагичностью переживания Гавейна создает комический эффект. В результате удрученный рыцарь, исповедавшись перед бывшим противником, возвращается в Камелот и дает обет всегда носить зеленый пояс леди как знак своего падения. При дворе же рассказ Гавейна встречают смехом, и рыцари решают, что отныне все будут носить зеленую повязку к “доброй славе Круглого стола” (101). В последней строфе вновь возникает тема легендарного прошлого, автор обращается к тем же великим событиям — деяниям Брута, осаде Трои, — о которых упоминалось в первой строфе, “закольцовывая”, таким образом, произведение.
Три главных нарративных элемента, “вставленных” друг в друга, помещены, в свою очередь, в еще одну рамочную конструкцию — артуровского двора в Камелоте, а затем в еще более широкий контекст — легендарной истории Британии и всего человечества. При таком способе построения сюжета впечатление у аудитории от рассказа о единственном приключении героя получается более организованным, систематизированным и единым, чем в большинстве средневековых рыцарских романов. В них тот же эффект “воспитания” героя достигается за счет проведения героя через многочисленные испытания, в которых он познает необходимость достижения гармонии между велениями сердца и социальным предназначением рыцаря.
