И, как в золоте истинном, изъяна нет в нем!
Всеми рыцарскими доблестями был Гавейн
одарен.
Вот почему, как рыцари те,
Для кого верность — высший закон,
И на плаще своем, и на щите
Носил пентаграмму он.
28 Во-первых, были безусловно безупречны
Пять чувств его, во вторых, — пять пальцев
Никогда ни одной ошибки не допустили.
И то, во что верил он безусловно,
Были пять ран Христа на кресте[49],
Как веками утверждает вера.
Что б ни случилось, что б ни было в битве,
Превыше прочих принципов почитал он
Долг добывать достойную силу
Из тех пяти редкостных радостей,
Которые принес Царице Небесной[50]
Ее непорочно зачатый ребенок.
Вот поэтому и сиял у рыцаря
Пресвятой образ на обороте щита[51],
Воспламеняя в Гавейне отвагу.
Пятая же пятерка принципов, предполагаю,
Проявившихся в превосходнейшем из паладинов, —
Это щедрость, товарищество, благочестие,
А еще куртуазность и чистота.
Все эти свойства связаны с Гавейном
Более, чем с кем-либо иным на свете.
Все они воистину в этом воине
Вместе сплетены священным сопряженьем,
Заключены в пяти вершинах пентаграммы.
Ни одно из них с соседними не совпадает,
Но в связи с ним неразрывной и нераздельной,
Ни начала, ни конца в непорочнейшем знаке,
И если бы стал пентаграмму изображать я,
Нигде никаким путем не нашел бы
Ни того, чем начать, ни того, чем закончить!
Вот отчего на красном поле
Червонным золотом выведен со старанием
Был этот знак[52], что учеными мужами
определен
Как совершенная пентаграмма.
Но вот Гавейн снаряжен.
“Прощайте”, — сказал рыцарям и дамам.
“И навечно”, — подумал он.
29 Пришпорив коня, он рванулся так резво,
Что искры подковы из камней высекали.
И все, кто видел, вместе вздохнули
И, печалью печалясь о прекрасном рыцаре,
Так говорили один другому:
“Как жаль, сэр, что такой ужасный удел
Ждет рыцаря, равных которому не найти”.
“Ах, сэр, разумнее было бы, если б
Король его пожаловал герцогским титулом”.
“Он, верно, вождем выдающимся стал бы,
Достойней была бы судьба такая,
Чем злая смерть, что его ожидает”.
“Ну да! Ни за что головы лишиться,
Причем от какого-то нечеловеческого существа!”
“И, Господи, прости, только в силу гордыни!”
“Ну кто когда слышал о короле, который
Всерьез бы принял дурацкое предложение,
Высказанное рыцарем в рождественский вечер!”
Слезы струились из сотен глаз,
После того как Гавейна в далекий путь
долг позвал.
Не задержавшись, он ускакал на коне
И много разных дорог миновал,
Так рассказывали эту историю мне —
Где только он ни побывал!
30 Вот едет через Логрское королевство
