В конце концов я согласно кивнул — как бизнесмен, которого второму бизнесмену удалось склонить к принятию необходимых, хоть и болезненных действий.
Представлялось совершенно очевидным, что эти деньги мы собираемся получить не самым учтивым способом.
Встреча была назначена на восемь вечера в саду на площади Чезаре Баттисти, напротив центральной почты и юридического факультета университета. Моего университета.
Я немного опоздал — Франческо уже был на месте.
Он ждал меня не один.
Его звали Пьеро. Среднего роста, обычного телосложения, с невыразительным лицом. Лет тридцати пяти, может, чуть старше. Если бы не прическа, он выглядел бы совсем уж неприметным. Он носил длинные, выкрашенные в белый цвет волосы, собранные в хвост идиотской розовой резинкой. От его туго набитой черной барсетки из натуральной кожи неуловимо веяло жуткой пошлостью.
Предполагалось, что Пьеро пойдет со мной к адвокату — он знал его домашний адрес — и поможет мне убедить Джино выплатить долг. Быстро и без лишних разговоров.
Перед уходом Франческо угостил нас аперитивом в «Почтовом кафе». Том самом, куда я обычно заходил после лекций, семинаров или экзаменов.
Пока я пил холодное просекко, жевал фисташки и предавался воспоминаниям о прошлой жизни, меня охватило чувство нереальности. Как будто все это происходит не со мной. В то же время мне стало казаться, будто никакой прошлой жизни у меня не было. Я словно болтался между двумя пустыми пространствами, ощущая это пронзительно и вместе с тем отупело.
Мы вышли из кафе, и Франческо — разумеется, он не мог пойти с нами — попрощался. Он пожал Пьеро руку и похлопал меня по плечу. Удовлетворенный.
Мы оказались неподалеку от здания суда. Квартал, убогий днем и опасный ночью. Пьеро указал мне на дверь в трехэтажном обшарпанном доме. На диалекте он сказал мне, что этот самый обитает здесь. Мы сели на капот припаркованной на другой стороне улицы машины и принялись ждать.
Пьеро работал фельдшером в городской больнице, но, по его словам, ходил на работу только когда хотел. То есть почти никогда. Коллега ставил за него печать в личном табеле, а главврач отделения закрывал на это глаза. Зато, если требовались особые услуги — найти украденную машину или что-нибудь еще в том же духе, — начальство обращалось к нему.
Он говорил бесцветным голосом на смеси итальянского и диалекта. И все время курил сигареты «Картье». Докурив сигарету до половины, начинал ломать ее большим и средним пальцами правой руки.
