Царствие благодати | страница 69



. Затем он поступил хранителем в библиотеку. Когда мне сегодня сказали об этом деле, я сразу о нем подумал.

— Да уж, такого парня нелегко забыть.

— Ну, тебе виднее.

— Думаешь, он как-то связан с этим делом?

— А это ты мне должен сказать. Ты ж в гуще событий.

— Я тебе могу сказать только одно: тому, кто за этим стоит, явно не помешало бы что-нибудь посерьезнее Эстмарка в плане психиатрической помощи. Я имею в виду Бресет[17].

— Я уже понял, что нам пора ехать к тебе.

— И чем быстрее, тем лучше, — закончил Синсакер и отключил трубку.


Мону Гран он нашел на тротуаре перед главным входом.

— Я даже вообразить себе не могла такой кошмар, — сказала она угрюмо. Лицо бледное, но не похоже, чтобы ее рвало.

— А кто мог? — отозвался он, доставая пачку лакричных пастилок «Друг моряка», которые по счастливой случайности оказались у него в кармане. Он угостил Мону. Не успела она отправить конфету в рот, как у него зазвонил телефон. На дисплее высветилось смутно знакомое имя, не предвещавшее ничего хорошего. Владо Танески, ну да, так его и зовут, определенно родители были из Македонии. А сам Танески — норвежец до мозга костей, даже слишком норвежец, на взгляд Синсакера, и работал он журналистом в «Адрессеависен». «Какой черт сливает ему информацию?» — подумал Синсакер и вспомнил, что у них с Торвальдом вроде были определенные подозрения на этот счет, но никаких имен он уже назвать не мог. Он сбросил вызов, нажав на кнопку с такой силой, что на пальце остался отпечаток.

Чтобы они могли постоять в тишине, каждый со своей лакричной пастилкой.


В 1864 году в возрасте шестидесяти шести лет в Тронхейме скончался Брудер Люсхольм Кнутсон, сын торговца, ненавидевший торговлю и связавший свою жизнь с наукой, искусством и литературой. Сам он ничего выдающегося так и не создал. Большую часть своих личных писем и записей он перед смертью сжег, поэтому доподлинно не известно, обладал ли он хоть сколько-нибудь заметным литературным талантом. В тот вечер в огонь отправились и некоторые письма, полученные Кнутсоном из разных уголков страны и из-за ее пределов, в том числе множество посланий англичанина лорда Байрона, близкого друга Кнутсона. К счастью, бездетный книжный червь не сжег свои книги. Вместо этого он завещал всю свою библиотеку, а также два барельефа и три бюста работы великого датского скульптора Бертеля Торвальдсена Королевскому научному обществу Норвегии. В завещании оказалось условие, согласно которому для хранения книг и произведений искусства надлежало выделить специальную комнату, «где ввиду сохранности экспонатов табакокурение не дозволять». Это дает повод говорить о первом в Норвегии запрете на курение.