— Ваня! Так долго сегодня!
— Оля, не спишь?
— У нас гости. Ждем тебя. Павел пришел с Тамани.
— Павел Пришел? Отлично. Я давно не видел его.
— У нас Курасов с Таней…
— Тоже отлично, Оля.
— Как может быть иначе, — сказал Звенягин, выходя навстречу хозяину, — хотел бы я знать, как мог ты сказать иначе? Здорово, Иван.
— Здравствуй, Павел! — Баштовой обнял Звеня- гина. — За вами прислали с Тамани?
— Эх ты, муж! Сразу за дела…
Звенягин маленький, с откинутой назад головой, резко покачивая плечами, пошел вперед. В комнате на диване возле Курасова прикорнула Татьяна, полуобняв его и положив ему голову на грудь. Услышав шум, она встряхнула головой, — светлые волны рассыпались, — высвободила из‑за спины Курасова руку и протерла глаза.
— Пришел?
— Пришел, — ответил Курасов.
Таня, не скрывая своей радости, спрыгнула с дивана навстречу Баштовому.
— Танюша, будь готова, — сказал Баштовой, шутливо вытирая губы. Они поцеловались.
— Ольга, смотри, — Звенягин погрозил пальцем Баштовому, — пореже пускай в дом красивых подруг.
— Курасов, ты должен рассказать нам про нашего нового командира. Ты слышал, Павел? Курасов нам его привез.
— А Тузина ты хорошо знал?
— Встречались по службе, — неохотно ответил Звенягин. — Здесь разве узнаешь человека? В деле сразу разбираемся, кто каков. Вот и в новом нашем комбате скоро разберемся…
— Скоро? — переспросил Баштовой, взъерошивая свои белокурые волосы.
Звенягин, старательно размешивая сахар в стакане чая, ответил не сразу.
— К тому идет, — протянул он. — На Тамани доколачивают немцев, на Крым надо выходить, а то и так наш левый — черноморский фланг что‑то отстал. Армия к Днепру вышла. Долго казенный харч зря нам переводить нельзя… Ну, ладно, Иван. Ты видишь, как мы самоварчик сообразили с Татьяной? Сами ставили. Поет, как Лемешев. Ходим к тебе и завидуем, Ваня. Ты же человек необыкновенный.
— Действительно, такое отмочишь…
— Ты счастье на войне нашел, жизнь. Многие теряют сейчас и счастье, и жизнь, и уверенность, а ты находишь. — Звенягин повернулся к Курасову, попрежнему сидевшему молчаливо возле Тани. — Учись, парень, У Баштовых правильной жизни.
— Учусь, Павел Михайлович.
— Врешь, не учишься.
— А вы, Павел Михайлович?
— А что я? — Звенягин засмеялся, его узкое смуглое лицо сразу стало очень юным, живые черные глаза заблестели. Потом он сразу посерьезнел, и в хмури его строго очерченных бровей появилась озабоченность. — Вот мне тоже одна нравится. Тамара есть такая; на Тамани она сейчас. Красивая, ничего не скажешь.
