Неужели Стэнли явился, чтобы обременить ее рассказом о том, как чуть не погиб в горящем «спитфайре»? Будет ли он всхлипывать, вспоминая, как обгорело и обуглилось его лицо? Попытается ли описать свои муки?
Именно этих натуралистических подробностей Ева особенно боялась.
Брианна проводила ветерана наверх. Она потеряла дар речи от смущения и страха. «Жуткое лицо, – думала она. – Бедный мистер Кроссли. На его месте я бы носила какую-нибудь маску». Она хотела сказать старику, что вовсе не дружит с Поппи, что ненавидит наглую врушку, не желает находиться с ней в одном доме и не понимает, почему родители до сих пор не выгнали мерзавку. Но, как обычно, не смогла вымолвить ни слова. Поднявшись на второй этаж, Брианна крикнула:
– Мама! Пришел мистер Кроссли.
Стэнли переступил порог белоснежной комнаты, единственным ярким предметом в которой оказался желтый вышитый стул с оранжево-красным пятном на сиденье, напомнивший гостю предрассветное небо. Мистер Кроссли слегка поклонился и протянул хозяйке руку. Ева взяла ее и подержала чуть дольше положенного.
– Ваше пальто и шляпу, сэр? – попросила Брианна.
Когда Стэнли выпутался из пальто и протянул Брианне шляпу, Ева увидела, что в свете потолочной люстры его покрытый шрамами местами глянцевый череп напоминает рельефную карту.
– Присаживайтесь, мистер Кроссли.
– Если бы я знал, что вам нездоровится, миссис Бобер, я бы повременил с визитом до вашего выздоровления.
– Я не больна, – возразила Ева. – Просто взяла перерыв от обычной жизни.
– Да, это весьма полезно, бодрит тело и дух.
Ева сказала, что Брианна может принести чай, кофе или глинтвейн, сваренный Брайаном накануне.
Гость отказался:
– Вы слишком добры. Спасибо, но нет.
– Рада, что вы зашли, – перешла к главному Ева. – Я хочу извиниться за позавчерашнее.
– Вам не за что просить прощения, миссис Бобер.
– Эта девочка гостит в моем доме, и я чувствую себя в ответе за нее.
– Она, очевидно, трудный ребенок.
– Трудный и опасный, – кивнула Ева.
– Вы очень добры, что приютили ее.
– Доброта ни при чем… Не в моей власти было помешать ее появлению здесь. Я не испытываю к Поппи ничего, кроме презрения.
– Мы все ранимы, именно поэтому я и пришел. Для меня важно, чтобы вы поняли: я абсолютно ничего не предпринимал, чтобы напугать девочку. Да, возможно, я слишком пристально взглянул на ее необычную одежду, но не более того.
– Вам не обязательно это объяснять. Я знаю, что вы благородный человек с твердыми принципами.
