— Пора бы наконец на что-нибудь решиться, — сказала Мэри вслух.
Эдгар вот-вот должен был приехать. Она обдумывала, где его принять — быть может, в гостиной, о которой упоминали все туристические справочники, поскольку фрески на стенах этой комнаты были творением младшего Гирландайо?[2] Но помещение это, где стояли роскошные канделябры и внушительная мебель эпохи Возрождения, имело слишком помпезный и официальный вид, и молодая женщина подумала, что это придаст ее встрече с Эдгаром ненужную и нелепую торжественность. Лучше принять его на террасе, где Мэри так любила сидеть по вечерам, любуясь открывающимся оттуда видом. Это создало бы у обоих впечатление, что они встретились как будто случайно. Если Эдгар и в самом деле собирается сделать ей предложение, что ж, эта непринужденная и не слишком романтичная обстановка — свежий воздух и чай с печеньем — облегчит им разговор.
Вокруг террасы росли в кадках апельсиновые деревья; через края поднимавшихся, казалось, прямо из земли мраморных саркофагов перевешивались яркие головки разросшихся цветов. Терраса была огорожена старинной каменной балюстрадой, на которой через равные промежутки стояли огромные каменные вазы, а по углам красовались полуразбитые средневековые статуи святых. Мэри расположилась в глубоком плетеном кресле и попросила Нину, горничную, принести ей чаю. Другое кресло, приготовленное для Эдгара, пока пустовало. На небе не было ни облачка, и видневшийся вдали город купался в чистом нежном сиянии июньского утра.
Вот наконец послышался рокот мотора подъезжавшей машины. Через несколько секунд Чиро, лакей семьи Лионард и муж Нины, проводил на террасу сэра Эдгара. Высокий и худощавый, в своем хорошо сшитом голубом шерстяном костюме и черной фетровой шляпе, он имел спортивный и в то же время элегантный вид. Если бы Мэри не знала этого раньше, сейчас она догадалась бы, что он хорошо играет в теннис, уверенно держится на воде и отлично стреляет. Сняв шляпу, Эдгар явил миру массивную голову с черными, вьющимися, чуть тронутыми сединой волосами. Жгучее индийское солнце покрыло загаром его лицо, худое, с орлиным носом и выдающим властный характер подбородком; глубоко посаженные карие глаза зорко смотрели на мир из-под нависающих бровей. Неужели ему пятьдесят четыре? Он никак не выглядел старше сорока пяти лет, этот статный мужчина в расцвете сил. Держался он с достоинством, но без высокомерия; вызывал у людей доверие. Перед Мэри был человек, которого не могли смутить никакие трудности, не могли выбить из колеи никакие нелепые случайности. Он не тратил времени на досужие разговоры.
