Осенний воздух, влажный и спёртый по сравнению с воздухом Арктис-Тора, хлынул в мою берлогу. Огни светились и переливались по ту сторону двери, и мне потребовалось поморгать несколько секунд, чтобы привыкнуть и понять, что я был ослеплён обычными уличными фонарями. Внутри моего бельевого шкафа был кусок тротуара и Мичиган авеню с витринами бутиков напротив.
Я моргнул несколько раз. Ситх открыл Путь между Феерией и Чикаго.
Мир духов, Небывальщина, огромен настолько, что невозможно представить. Феерия — всего лишь его часть, занимающая, по большей части, те сферы мира духов, что наиболее приближены к миру смертных. География мира духов разительно отличается от реального мира. Различные места мира духов соединяются с местами реального мира со схожей энергетикой. Так что тёмные и жуткие места Небывальщины будут вести в тёмные и жуткие места реального мира.
И моя долбаная кладовка в Арктис-Торе была напрямую подключена к Мичиган авеню, к готическому каменному зданию через улицу от Старой Водонапорной Башни. Была ночь. Периодически мимо проезжали автомобили, но, кажется, никто даже не обращал внимания на открытый портал в самое сердце Зимы. Арктис-Тор был изолировал в Небывальщине и труднодоступен без помощи изнутри. Даже использование Путей занимало некоторое время, так что я ожидал что-то вроде похода в реальный мир.
— Как? — тихо спросил я.
— Это сделала Её Величество, — ответил Ситх.
Я присвистнул. Умышленное создание прохода, ведущего из определённого места в другое определённое место требовало огромного количества энергии, настолько, что даже чародеи Белого Совета редко могли с таким совладать. Я видел подобное всего раз в жизни, год назад, в Чичен-Ице.
— Она это специально сделала? Для меня?
— Разумеется, — сказал Ситх. — На самом деле, на данный момент, это единственный путь из Феерии или в неё.
Я недоумевающее заморгал:
— Ты имеешь в виду Зиму?
— Феерию, — заявил Ситх. — Всю.
Я поперхнулся:
— Постой. Ты хочешь сказать, что вся Феерия блокирована?
— Верно, — подтвердил Ситх. — До рассвета.
— Почему? — спросил я.
— Кое-кто решил, что было бы неплохо дать тебе фору, — с этими словами Ситх спокойно вышел сквозь дверной проем наружу. — Ваша машина, сэр Рыцарь.
Я шагнул через порог прямо в атмосферу Чикаго, и она встретила меня миллионом ароматов, звуков и ощущений, которые были мне так же близки и знакомы, как собственное дыхание. После холодной и безжизненной тишины Арктис-Тора я ощутил себя на арене цирка во время представления. Слишком много звуков и ароматов, слишком много цвета и движения. Арктис-Тор был тих, как самая глубокая ночь полярной зимы. А Чикаго… был самим собой.
