Отец Василий вдруг осознал, что все его существо тоже охватило острое желание встать на колени и возблагодарить господа за еще один подаренный день.
Он отполз на другой конец бронемашины, так, чтобы не мешать Исмаилу, и, раздвинув густые хлесткие ветки руками, встал-таки на колени. Ему было что сказать господу.
* * *
Исмаил разделал курицу прямо на броне. Быстро отхватил ножом голову, дождался, когда птица перестанет хлопать крыльями, заливать броню кровью и засыпать воду вокруг машины мелкими белыми перьями, и принялся обламывать с упершегося в машину огромного ствола сухие ветки.
– Надо было еще парочку прихватить, – покачал он головой. – Я посмотрел, там сухпая всего-то на два раза перекусить.
Это было понятно. Подразделение отправляли на эту операцию с расчетом на быстрый исход дела – поймали, позавтракали и быстренько назад, в часть.
Отец Василий достал из бардачка новенькую плащ-палатку, расстелил ее на броне, вытащил галеты, соль, прихваченную кем-то из экипажа головку чеснока и задумался.
– А ведь ты чего-то ждешь, – хмыкнул он.
– То есть? – не понял разводящий костер прямо на броне мулла.
– Ты не просто так в бегах, – покачал головой отец Василий. – Ты выжидаешь… удобный момент подбираешь, чтобы вынырнуть.
– Ну и что? – пожал плечами Исмаил. – А разве ты не так же поступаешь?
– А тебя ведь люди в Усть-Кудеяре ждут, – покачал головой священник. – Волнуются… Понимаешь? Паства не должна быть заложником политических расчетов пастыря.
– Знаешь что, батюшка, – как-то странно посмотрел на него Исмаил. – Тебе легко говорить. Ты православный и всегда будешь для Кремля своим. А я? Да если бы я каждый свой шаг не просчитывал, кем бы я был? Это тебе можно жить как бог на душу положит – все равно русским останешься. А я вон каждое сообщение из Чечни да Таджикистана между строк читаю, и хреновая расшифровочка для нас получается, я тебе скажу!
– Россия всем своим детям – мать, – сразу понял, куда он клонит, отец Василий.
– Всем, да не всем, – горько усмехнулся мулла и подкинул в разгорающийся костер еще одну веточку. – Ты просто никогда нерусским в России не был. А я был и останусь нерусским, и дети мои будут нерусскими, и внуки. Но знаешь что, устаешь быть вечно младшим, вечно словно не в своей постели спишь и не за своим столом ешь. До чертиков устаешь.
Исмаил замолчал, и священник понял, что и ему лучше эту тему дальше не разматывать. Потому что не решить им вдвоем то, что назревало столетиями. И поэтому он просто наломал еще веток и почистил чеснок.
