Она из холодильника все вынула, моет внутри.
– Гиюр, в еврейство перейду. Нас таких в классе семь женщин, правда, другие помоложе.
– В классе! Уже и учиться начала!
– Начала.
– Гиюр… Ну, даешь. Тебе что, детей с ним рожать? Или в еврейского Бога вдруг поверила?
– В Бога я всегда верила. Еврейский или какой, мне все равно. И дети у него есть свои, взрослые уже. А у меня свои. – И вдруг улыбнулась, так улыбнулась, как мне давно уж не улыбалась. – А что? Можно и ребеночка.
– На сорок пятом году? Постыдилась бы.
– Это ничего, здесь это делают. Улыбается, отдраивает плиту, на меня совсем уж не смотрит.
– А ты подумала, что дети скажут? Перед детьми тоже не стыдно?
– Дети не осуждают.
– И все за моей спиной! Мужика нашла, в религию ударилась, детям сказала… Один я ничего не знаю.
– Теперь знаешь.
В процессе я ей все-таки про камни рассказал, чтобы причину объяснить, почему с Кармелой вышло.
Нет, говорит, не в Кармеле дело, Кармела добрая женщина, я рада буду, если у вас что-нибудь получится. А про камни только и сказала, не впутывайся ты в эту кашу, брось, зачем тебе? Слишком была занята своим, слушала невнимательно и толком, по-моему, не усвоила.
А теперь вот Азам. Все знает, вполне в курсе и уже обдумал, что делать. Тут уж дурака валять нечего, вокруг да около ходить. Могу, конечно, еще прежнюю резину потянуть, не знаю, мол, и не знаю ничего. Но ясно, что не отстанет, да и Галина… В общем, сказал ему, пусть приходят, поговорим. Он хотел прямо сегодня, но я не могу, у меня травма. Договорились на завтра.
Лучше всего, отдам я им эти стекляшки, и пусть делают, что хотят. А мне это скучно и ни к чему.
В общем, надо идти к Кармеле. Не хочется, у меня все чувства к ней испарились, и этим самым заниматься совсем не хочу. Но надо, и лучше, чем сидеть и последние нервы мучить.
Переодеваться не стал, хотя болей практически никаких нет. Что это значит, все нервы истерзаны, а болей нет? Или она права была и болезнь моя проходит? Только этого не хватало. Да глупости, не может она пройти, не первый раз, просто ремиссия.
И время самое подходящее, восемь часов. Татьяна, между прочим, как раз заступает на дежурство.
Без всяких приготовлений, но с решимостью взял и пошел.
Дверь у Кармелы, как всегда, не заперта. Ей уж и соседи говорили, обворуют, будешь знать. Нет, говорит, я с детства так привыкла, стану я запирать, когда в магазин на полчаса выхожу. У нас, говорит, в мошаве никогда не запирали, тоже мне, вспомнила времена царя Гороха.
