— Ну так как? — спрашивает Джаспер.
— Что — как?
— Едешь ты со мной в Париж или нет?
На Джаспере пальто из коричневого сукна и шелковый шарф вместо галстука. В руках неожиданный портфельчик.
— Может быть, — говорит она, — посмотрим.
— Так не пойдет, — говорит Джаспер.
Клаудия не сводит глаз с драконов, думая о чем-то совсем другом. Драконы — только фон, но он подойдет.
— Ну ладно, — снова говорит Джаспер, — я надеюсь все же, ты поедешь. Я позвоню из Лондона. Завтра. — Он смотрит на часы. — Мне пора идти.
— Вот только… — говорит Клаудия.
— Что?
— Я жду ребенка.
Молчание. Джаспер кладет свою руку на ее, потом убирает.
— Понятно, — говорит он наконец. — И что ты… собираешься делать?
— Буду рожать, — говорит Клаудия.
— Ну конечно. Если ты этого хочешь. Я бы тоже предпочел поступить так. — Он обворожительно улыбается. — Я только… должен сказать, дорогая, что не думаю, что ты создана для материнства. Но я полагаю, ты и в этом случае продемонстрируешь присущее тебе умение приноравливаться к обстоятельствам.
Она смотрит на него — в первый раз за время разговора. Улыбается.
— Я рожу этого ребенка, — говорит она, — отчасти из-за того, что я на это не гожусь, а отчасти потому, что я этого хочу. Одно с другим никак не связано. И я, безусловно, не жду, что мы с тобой поженимся.
— Нет, — отвечает Джаспер, — я и не думал об этом. Но я хотел бы участвовать.
— Я и не сомневалась, — говорит она, — ты, разумеется, поведешь себя как настоящий джентльмен. Много денег уходит на детей?
Джаспер смотрит на Клаудию, которая сегодня с утра то и дело неожиданно меняется, как это может только она одна. Она не сводит глаз со стеклянной витрины, по-видимому поглощенная созерцанием китайского фарфора. Ей идет этот изумрудно-зеленый костюм из твида… а на указательном пальце — синее пятнышко: утром она что-то писала.
— Не хочешь приехать ко мне в Париж в следующие выходные?
— Может быть, — говорит она.
Ему хочется встряхнуть ее. Или ударить. Но если он это сделает, она, скорее всего, ударит его в ответ, а здесь много людей, и их с Клаудией могут узнать. Поэтому он кладет ладонь ей на руку и говорит, что ему нужно успеть на поезд
— Кстати, — говорит она, не сводя глаз со стеклянной витрины, — я жду ребенка.
Его охватывает изумление. Ему уже не хочется ее ударить. Положись на Клаудию, думает он, с нею не соскучишься.
Большую часть детства Лайза провела то с одной бабушкой, то с другой. Лондонская квартира — не место для ребенка, и я часто путешествовала. У леди Бранском и моей мамы было много общего, в том числе и органическая неспособность понять переживания своих отпрысков. Они храбро приняли незаконнорожденного ребенка, повздыхали по телефону и принялись делать для Лайзы то, что было в их силах, понимая под этим прежде всего поиск шведки гувернантки и достойного пансиона.
