— Есаул ищет связь с тюрьмой?.. — продолжая размышлять о своем, проговорил Камчатов. — Гм… А что с Ямщиковым?
— Что Ямщиков, — пожал плечами Кузнецов. — С тринадцати лет на железной дороге вкалывал, потом с белыми дрался, именную саблю заработал. Ранен тяжело. Здесь по службе — одни благодарности.
Маслаков неодобрительно слушал Кузнецова.
— И такой парень застрелился, от революции дезертировал, — задумчиво произнес Камчатов. — Неужели его так напугало появление Плюснина? Возможно, их в самом деле что-то связывало в прошлом… — Он прошелся по комнате, решительно заключил: — Значит, так: надо выяснить, где и когда пересеклись пути Плюснина и Ямщикова. — Камчатов подошел к Кузнецову — Поедешь в Белецк. Узнаешь о Плюснине все. А ты, Маслаков, дуй на родину Ямщикова. Парень, похоже, с секретом…
— А по-моему, напрасно это, товарищ Камчатов, — покачал головой Маслаков. — Плюснину все равно «вышка». А с Ямщиковым и так ясно — работал раньше на Плюснина, потом замаскировался «под красного». Теперь испугался разоблачения.
Лицо Камчатова потемнело. Он хмуро спросил:
— У тебя есть доказательства?
— Застрелился — значит, виноват, — твердо сказал Маслаков.
— Тебе сколько лет?
— Вы же знаете, восемнадцать. А что?
— А то, что смолоду запомни, для революции не только жизнь, но и честь человека свята, — сурово сказал Камчатов. — Нам не все равно, почему застрелился Ямщиков. Надо будет — ногтями землю 195 рыть станем, чтоб до правды докопаться. А если ты человека без всяких доказательств, за здорово живешь во враги записываешь — беги из ЧК со всех ног! Сам беги, пока не погнали!
Речь начальника ЧК не произвела на Маслакова никакого впечатления. Ни один мускул не дрогнул на его лице.
— Для меня, товарищ Камчатов, самоубийство — лучшее доказательство, — упрямо повторил он. — Пошептался Ямщиков с палачом и пустил пулю в лоб. Видно, так перед Советской властью виноват, что верной «вышки» ждал. Вот и решил — сам. Ясно здесь все, товарищ Камчатов. И не к лицу чекистам врага выгораживать, хоть и мертвого.
Теперь Камчатов смотрел на Маслакова с холодным интересом.
— Вот ты, оказывается, какой… — тихо начал он, но его прервал стук в дверь.
В кабинет вошел рыжий Распутин, молча протянул Камчатову неровно исписанный лист бумаги. Тот прочел вслух, поглядывая на Распутина:
— «Поскольку я, красный боец» не желаю носить опозоренную царским холуем фамилию Распутин и намерен участвовать в мировой революции…»
Распутин слушал внимательно, с видимым удовольствием.
