— Сами видите, у Мещерякова в городе люди. Не явлюсь на спектакль, сразу неладное почуют.
— Да есаул к началу представления давно у моста засядет, — не соглашался Камчатов.
— От клуба до Шмаковки рукой подать, им предупредить недолго. Будем потом локти кусать.
Камчатов заколебался.
— Товарищ Камчатов, да пусть помощник взвод поведет, так и так Баранов командовать будет, — сказал Важин. — Дело верное, без Дроздова управятся. А то правда как бы после не каяться…
— Ладно, дуй в клуб, — решительно сказал Камчатов.
Овчинников взглядом поблагодарил Важина.
На глухой заимке Мещеряков раскладывал пасьянс. В горницу ввалился остроносый в облепленных грязью сапогах.
— Важин передал: все идет, как сговорились.
Есаул кивнул.
— Эх, Овчинникова не уговорил с нами уйти, — сказал Мещеряков. — Лихой малый. И умен как дьявол. Сколько народу в рай отправил, а его — жаль…
— Джигит, — вздохнул Кадыров. — А оставлять нельзя. Мертвый — вернее.
Камчатов разговаривал по телефону с начальником тюрьмы:
— Тут, Важин, иркутская ЧК Синельникова срочно требует. Ну, того штабс-капитана, что с Плюсниным сидит… Готовь документы — и на этап. В красноярском вагон арестантский есть. Лично проследи.
…В тюремной канцелярии Важин повесил на рычаг телефонную трубку и сокрушенно сказал Овчинникову:
— Городили, городили, и на тебе! Без Синельникова вся затея ни к чему… — Он растерянно посмотрел на часы. — И времени в обрез, Мещерякова не предупредишь…
— Мне есаул голову снимет, — хмуро сказал Овчинников.
— Разве вы виноваты?
— Ему докажешь!
— И то правда, — уныло согласился Важин.
— Выход один — украсть Синельникова перед отправкой, — решил Овчинников.
— А сумеете? — усомнился Важин.
— Жить захочешь — сумеешь, — мрачно произнес Овчинников, падевая шинель. — Свезу его к есаулу. Пусть, если хочет, остальных освобождает. Ч-черт!.. Теперь и мне придется за кордон уходить…
— А я как же? — забеспокоился Важин. — Вдруг Мещеряков не станет других выручать?
— Вот что, — сказал Овчинников, — если в условленное время есаул здесь не появится — бегите в лес, ждем вас на заимке.
Важин успокоенно кивнул.
Безлунный осенний вечер был темен, хоть глаз коли. Надоедливо сыпал мелкий унылый дождь. На сторожевой вышке хохлился иззябший часовой.
Внизу, на тюремном дворе, дымя цыгарками, вполголоса переговаривались красноармейцы взвода охраны.
В углу двора стояла бричка, укрывая брезентом. Овчинников поправил брезент, потрепал по холке коня, приказал:
