— Тогда стреляй в меня, сукин сын, — крикнул, выступив вперед, генерал.
— Нет, — ответил Матвей, — стрельба для вас — облегчение. Вы у меня ишо поживете! Копайте!
Он повернул жеребца и подъехал к распахнутым дверям храма.
В храме было сумрачно и прохладно.
Матвей сдержал храпящего жеребца на скользких плитах паперти, спешился и, войдя, долго, с каким-то мстительным торжеством разглядывал бредущие но стенам пыльные стада, светящиеся мудростью и скорбью лица апостолов, богоматерь, держащую на руках розового младенца.
В углу сидел человек.
— Ты кто? — спросил Матвей.
— Звонарь, — ответил тог.
— Чеши наверх, — приказал Матвей. — Заводи свою музыку, встречай гостей.
Человек кинулся к лестнице.
Следы разрушения в храме были велики. Святые мощи валялись на полу, в мусоре, и хрустели под ногами. Сквозняк покачивал бархатную завесу. В нише открылось изображение распятого Христа с кровоточащими ранами на руках и ногах, проколотых серебряными гвоздями.
И вдруг, дрогнув, загудели колокола. Матвеи побледнел, перекрестился и испуганно попятился к выходу.
Посреди двора люди продолжали копать яму. Взлетали лопаты, к ногам людей с глухим стуком падали комья земли.
— Черна ваша совесть, черна… — бормотал священник, утирая лоб. — Бога забыли… Веру потеряли… Муки ада приуготовлены вам на том свете.
Матвей, задрав голову, все еще испуганно слушал нарастающий гул колоколов.
— Нам на том, а мы вам на этом ад устроим, — ответил он. — А что за веру, то она у нас есть. Верим мы в распрекрасную жизнь, за которую бьются мои товарищи. Бьются и многие погибают, не дождавшись! — Он заскрипел зубами, и слезы закипели на его глазах.
Под его взглядом потупился священник.
Опустили пленники головы и, не поднимая их, копали.
И тут раздался вопль труб и топот многих копыт. Матвей кинулся к воротам.
Кривые и извилистые улицы города стремительно заполняла кавалерия. В огненных столбах пыли, под пышными знаменами на золоченых древках, отягощенных бархатными кистями, с лихими песнями, под рев труб, стон колоколов и грохот артиллерийских упряжек в город входила Конная Армия.
А городок затаился и напряженно молчал. В настороженных глазах, смотревших из всех щелей, стыл один вопрос: «Кто? Что теперь будет?».
Всадники ехали с величественной и дерзкой холодностью. Они были в праздничных мундирах, и гривы лошадей были заплетены лентами.
Впереди, рядом, двое в одинаковых кителях, — Буденный и Ворошилов. Лошади их высоко поднимали сухие, тонкие ноги.
