На Альмут было пальто с немного вытертыми рукавами, шаль, короткие сапожки. Ее волосы, которыми она по-детски гордилась, сияли. Она часто их расчесывала.
Лицо гладкое, с чистой кожей, с мягкими, но упругими округлостями щек: без единого волоска.
В глазах блеск свежих плодов.
Но к чему все это? Мы просто творим юное существо и хотим, чтобы это нас радовало.
И мы радуемся!
Иногда, чтобы уметь ощутить всю красоту какой-нибудь вещи, нужно просто стереть с нее пыль.
Иногда мы задаем себе вопрос, не есть ли наши мысли всего лишь набрасывание покрывал, не лучше ли, не поучительнее ли непосредственное созерцание; надо только всегда помнить, что это неверно, если задаешь себе такой вопрос от отчаяния.
Облако сомнений окутывает все вещи.
Он брел по белу свету, говорится о героях сказок, и когда дошел до ручья, то преклонил колени, чтобы испить воды. — В городе, по которому брела Альмут, таких ручьев не было: Ручьи, знакомые Альмут, текли из хромированных кранов в маленьком кафе, куда она и зашла, чтобы выпить лимонада. Кафе располагалось на одной из городских площадей, под невзрачными деревьями, которые стояли теперь без листьев, как связки прутьев среди тумана. На другой стороне на фоне окаймлявших площадь жилых домов выделялось квадратное здание церкви с плоской крышей и около него — высокая башня, вокруг которой кружили голуби.
Тротуар перед кафе был чисто подметен; от мостовой его отделял пограничный вал из осевшего снега; снег уже начал таять, и от этого в его слежавшейся массе образовались пещеры, колоннады и лабиринты, которые влажно искрились.
Пар, поднимавшийся от асфальта, только что очищенного от снега, сразу же смешивался с туманом, тем более что отблеск неяркого солнца, отражаемого асфальтом, был виден только в самом низу. Альмут на ходу бросила бумажный стаканчик в урну. Был будний день, и по улицам сновали покупатели. Перед овощной лавкой какая-то женщина очищала кочаны капусты. Альмут шла бодро. Она хотела выбраться из города и прогуляться у реки, там, где находился барачный поселок.
Нигде не останавливаясь, она лишь изредка бросала взгляд на витрины. Ее внимание привлекли фотографии, вывешенные у кинотеатра. Мужчины, слонявшиеся по открытому фойе в ожидании сеанса, присвистнули ей вслед.
Она только улыбнулась, и все.
Длинные строчки городских улиц открывались перед ней одна за другой. Иногда мимо с грохотом проезжала ненужная уже, по сути, снегоуборочная машина.
Чем ближе она подходила к черте города, тем свежее, прозрачнее становился воздух. Туман словно оставался в плену у городских домов, фабричных труб и оград. Над равниной, постепенно открывавшейся взору, он напоминал о себе лишь тонкой пеленой, клубившейся по краям и в просветах и готовой вот-вот раствориться в солнечном свете.
