Новиков вчитывался в неровные строчки донесения и не верил своим глазам.
Бойцы охранного взвода и трое заправщиков с механиком… И он, видите ли, всю ответственность берет на себя.
Ах же сволочь лагерная!
Ему что фашиста убить, что пьяного бандюка зарезать, что нашего советского солдата пристрелить – все едино.
Он, видите ли, всю ответственность по исходу операции берет на себя. Тоже, гад такой, маршалом Жуковым себя возомнил!
Ненависти и отчаянию Новикова, казалось, не будет конца, однако надо было что-то делать, на что-то решаться, и он, спотыкаясь и выворачивая на корневищах ноги, бросился бегом вниз по склону, чтобы выбраться на дорогу, которая уходила на Ужгород.
Надо было как можно скорее добраться до штаба генерала Карпухина и любыми способами не допустить убийства советских солдат.
...
ЗАПИСКА «ВЧ»
«Срочно!
Абакумову.
Свертывая свои дела на территории Украины, Вербовщик изменил план ухода в Европу, из-за чего изменилась ситуация по вывозу «груза». Группе Боцмана было предложено зачистить полевой аэродром у селения Вари с тем, чтобы там смог приземлиться самолет, посланный за Вербовщиком и его грузом.
Не в силах изменить ставшую критической ситуацию Боцман и его группа дали согласие на зачистку.
Прошу дать разрешение на огневой контакт с бойцами взвода охраны, оставленного на этом аэродроме. В противном случае мы можем упустить как самого Вербовщика, так и его груз.
Как сообщает Боцман, «если будет «погода», то все решится этой ночью».
Прошу Вас не допустить преждевременного вылета из Москвы оперативно-следственной группы ГБ СССР.
Судя по всему, уже завтра потребуется Ваше личное присутствие в Ужгороде.
Карпухин».
Стараясь не смотреть в совсем еще мальчишеское лицо солдатика, который даже не успел испугаться по-настоящему, когда остро заточенная финка вошла ему под левую лопатку, Андрей осторожно, словно боялся причинить ему лишнюю боль, опустил парня на пропитанную керосином землю и, цепко сжав зубы, вытер окровавленное лезвие о его плащ-палатку. Снял с его шеи автомат и, угрюмо насупившись, пошел на огонек бревенчатого сруба, в котором как легли там спать, так и остались лежать старшина и двое из аэродромной обслуги.
Взвод охраны также был вырезан полностью, и тот солдатик, кровь которого еще не высохла на финке Боцмана, как бы замыкал эту страшную цепочку.
– Господи, милостивый! – беззвучно шевеля губами, молил Бога Андрей. – Прости меня за эту кровь. Прости и помилуй.
