– И… и что он?
– Поначалу вроде бы и ничего, но когда я уже отошла, то услышала, как он громко рассмеялся и сказал кому-то, что это такой же часовщик, как он сапожник. И он, мол, вас еще лейтенантом запомнил, когда вы смершевцем были.
«Вот оно значит что – «Смерш»!»
Тукалин вдруг почувствовал, как его окатила жаркая волна, замешанная на черт знает каких чувствах, однако надо было держать себя в руках, и он произнес как бы между прочим:
– Я и «Смерш»… Скажи кому-нибудь – полдня смеяться будут. Померещится же такое пьяноте!
– Вот и я также подумала, – призналась Зося, – но почему-то подумала, шо сказать об этом надо. Мало ли что тому москалю может еще померещиться.
Тукалин благодарно улыбнулся:
– Спасибо, Зосенька, и… и забудь об этом.
* * *
Из-за нарастающего чувства реальной опасности, которую он пока что никак не мог предотвратить, к вечеру окончательно разболелась голова, и Тукалин, отказавшись от пива и ужина, засобирался домой. Он уже собирал свой инструмент в ящичек, как вдруг распахнулась дверь, и на пороге каморки застыла довольно массивная фигура в штатском, однако в казенных, тщательно нагуталиненных сапогах для офицерского состава.
«А это что еще за явление царя народу?» – пронеслось было в голове Тукалина, однако «штатский», от которого за версту несло милицией или тем же, родным до боли комиссариатом внутренних дел, сразу же всё расставил по своим местам:
– Капитан Гладкий! Милиция. Нас поставили в известность, что вы незаконно работаете в этой чайной, и оттого я вынужден проверить не только ваши документы, но и задать парочку-другую вопросов.
«Даже так?» – мысленно удивился Тукалин, зная повадки и нравы местечковых отделений милиции, на работу в которые направляли любого и каждого, лишь бы согласился носить форму – сказывалась дикая нехватка личного состава, не говоря уж об операх-профессионалах, выбитых за годы войны почти подчистую. Однако вслух произнес, скроив удивленно-обиженное лицо:
– Но как же так, товарищ капитан?! Я уже и на учет поставлен в вашем городе, и разрешение получено от городских властей на индивидуальную деятельность, так как специальность мастера-часовщика позволяет это, да и сам Ян Казимирович вроде бы как договорился в милиции о том, что я буду работать на его площади, а вы вдруг предъявляете мне…
– Ладно, хватит треп разводить! – перебил его Гладкий. – К нам поступила информация, и мы вынуждены ее проверить, будь вы хоть трижды мастер, которому нечего бояться властей. Поговорим у нас под протокол, проверим вашу личность, и если всё в порядке – можете с чистой совестью чинить свои часы и дальше.
