– Таная! – резкий окрик Аннаа не подействовал на неё.
– Что, Таная? – время близится, и это рвётся наружу! Я скоро не смогу контролировать …
– Хватит! Уходи! – мать сделала движение, будто пытаясь встать.
Глаза Танаи сверкнули гневом, но она вышла, не забыв громко хлопнуть дверью чёрного хода.
– Извините её. Такова судьба всех дочерей нашего ордена. Они оберегают мать от необдуманных поступков и неправильных решений, защищают от зла; и не было никогда в нашей истории, чтобы они побеждали в ритуале выбора, – руки матери показались из рукавов только на мгновение, но увиденное Дагоном не понравилось ему.
Руки древней старухи, изборождённые глубокими морщинами, с темной кожей, покрытые пигментными пятнами. Такие руки должны принадлежать скорее мёртвому, чем живому. Так не могла выглядеть даже ученица в серой мантии, не говоря уж о хранительницах.
– Что происходит? – Харонг встал и протянул руки за спину. С тихим угрожающим звуком его мечи покинули ножны.
– Разве вам не знакомо, что у нас не принято….
– Кто ты? – Дагон встал рядом с Харонгом. И то, что его меч остался в ножнах, не значило ровным счётом ничего, стоило лишь посмотреть на его лицо.
Мать рассмеялась. Это было вообще чем-то невозможным, и у Дагона мелькнула мысль, что они оказались в западне, из которой выбраться им обоим не суждено. Если уж кому-то удалось прикинуться преподобной в самом сердце Резиденции…
– Сядьте и успокойтесь. Я Аннаа и могу вам это доказать, – она встала.
– Ну, конечно. А то, что ты совсем на неё не похожа, так это неважно, – съязвил Харонг.
– О Боги, – мать картинно вскинула руки к небу, – какая несдержанность!
– Это не она, – шёпотом, не оборачиваясь, проговорил Дагон, – я её далеко не первый год знаю.
– А я хоть и второй раз вижу, но с тобой согласен, – ответил Харонг.
Воздух справа от матери уплотнился и приобрёл эбеновый цвет. Через мгновение наместник и Харонг увидели короткое метательное копье, чем – то напоминающее венкор гвардейцев императора.
– Вы не оставляете мне выбора, – хранительница неуловимым движением схватила копье и, прогнувшись назад, резко, как сначала сжатая до предела, а потом резко отпущенная пружина, выпрямилась, – Хи тай!
Копье в полете разделилось на два венкора, которые, рассекли наплечники Дагона так же легко, как до этого воздух, и пригвоздили его к колонне, находившейся как раз у него за спиной. В обычной ситуации это показалось бы Харонгу достаточно смешным – одно из высших должностных лиц государства беспомощно трепыхалось как жертва в паутине, насаженное на два венкора, которые не причинили ему ни малейшего вреда (кроме, конечно, уязвлённой до предела гордости). Но в данной ситуации это вызвало только горькое сожаление.
