— А я-то почем знаю! — сказал Саша, хмурясь и покусывая губы. — Если не тот, так нечего и время зря терять. Идем ко мне.
— Нет, по-моему, все-таки тот…
— Ну, так тогда иди и постарайся обернуться побыстрее, — сердито сказал Саша. — Не засиживайся, пожалуйста, у этого своего приятеля. Уже совсем стемнело.
— Не засиживаться? — удивленно и простодушно спросил Даня. — Да нет, я не засижусь, не беспокойся.
Сказавши это, он поглядел зачем-то в освещенное окошко полуподвального помещения, где и в самом деле, судя по внешним признакам, жил местный дворник. Поглядел, вздохнул и, покусывая палец варежки, переспросил нерешительно:
— Так ты говоришь — не задерживаться?
Петровский молчал, но Яковлеву показалось, что в глазах товарища блеснул насмешливый огонек.
Даня отвернулся и приник лбом к запотевшему окошку. При скудном свете маленькой лампочки, поблескивавшей в дворницкой, он разглядел широкую спину человека, сидевшего за столом. В углу комнаты стояли лопаты, метелка. Мешков не было видно.
— Ну что же? — спросил Петровский нетерпеливо. — Если ты не решаешься войти — скажи прямо! Тогда пойду я… Хотя лучше было бы взять мешки из дому.
— Не решаюсь? С чего ты взял? — И Даня на минуту сделался серьезным. — Вот еще — дворников бояться!..
Но тут дверь внизу отворилась, из темной щели показалась обмотанная платком голова, и сердитый женский голос спросил:
— Чего надо? Безобразить на чужой двор пришли?
Даня быстро глянул на молчаливо стоявшую в полутьме двора прямую фигуру товарища и вдруг, решительно отстранив стоящую в дверях женщину, сказал:
— Разрешите, разрешите-ка на минутку пройти в помещение, гражданочка.
— Чего? — спросила, удивившись, дворничиха.
Он, не отвечая, юркнул в коридор.
Дверь захлопнулась.
Саша остался один во дворе и стал ждать.
С удивительной быстротой зажигалась цепь огней в окнах. Сперва появились в этой цепи лишь отдельные светящиеся звенья. Затем сплошные цепочки зажегшихся огней протянулись по всему фасаду, и лишь изредка то тут, то там выпадало из яркой огневой ленты слепое, темное звено. Но с каждой минутой темных точек становилось все меньше и меньше. Окна, широкие и узкие, светились разноцветными огнями. Некоторые из них были затемнены шторами, другие — тюлевыми занавесками. Но многие стояли совсем открытые, ничем не завешенные, отвечая прямым взглядом на Сашин взгляд.
И вот открылась наконец дверь дворницкой. В светлом прямоугольнике показалась голова Дани, его сдвинутая на самый затылок кепка:
