— Иногда люди воображают, что хотят умереть, но им это только кажется. Просто хотят в этой жизни чего-то другого и считают, что добьются перемен, если будут думать о смерти. Люди ждут, что в самом конце вдруг исполнятся все их желания.
— У меня это прошло, — сказала Мария. — Так было когда-то. Но есть ситуации, которые для человека непереносимы.
Старуха вздохнула.
— Все переносимо. Я работала в школе, мой муж был музыкантом, он был на десять лет моложе меня. Поначалу эта разница не слишком ощущалась, но постепенно я стала замечать, как я старею, а он все остается молодым. Мне не было до этого особого дела, я была к этому готова и к тому, что люди станут чесать языками. Я с самого начала сказала ему, что нам предстоит пережить эту пору, но он считал себя достаточно сильным. А потом ему стали досаждать косые взгляды и шепоток за спиной, а еще труднее для него было то, что я переносила все спокойно. Думаю, ему было бы легче, переживай я эту ситуацию болезненно. Он совершенно переменился, пустился в разгул, менял одну любовницу за другой, иногда встречался с несколькими одновременно. Он хотел оскорбить меня, потому что сам чувствовал себя оскорбленным. Однажды я вернулась из школы домой и застала его в квартире с молодой девицей. Я страдала, как бессловесная тварь, и думала при этом, какие мы все сумасшедшие, все трое, и какие жалкие, но я жалела его больше, чем саму себя, и эту девушку мне тоже было жалко. Тем вечером он догадался, что я вижу его насквозь. И когда это произошло, он сказал своей подружке, чтобы она уходила, и прорыдал полночи. Правда, в нашей жизни ничего не изменилось. После этого вечера мы больше не спали вместе. Мой смертный грех заключался в том, что я хотела ему все простить. Когда он наконец справился с собой и мы снова стали хоть сколько-то говорить друг с другом, случилось несчастье: он попал под машину. Так глупо. Я знала, что нам предстоит прожить вместе еще несколько прекрасных лет, может, впервые по-настоящему прекрасных. Я перестала прощать ему, а он как раз только начал прощать мне то, что я готова была все ему прощать. А потом я стала бродить по городу и срывать официальные плакаты и воззвания, наблюдать за одними людьми и рассказывать об этом другим людям. Сначала я рассказывала все Милли, теперь — кому-то другому, это все равно. И я не скажу вам, как меня зовут, если только вы не узнали мое имя от Милли.
— Она ничего не говорила, — сказала Мария. Такая вот история. И оставалось только слушать, больше ничего поделать нельзя. — Знаете, мой-то муж еще жив. И у нас есть дети, поэтому я должна вернуться в Учреждение. Я, пожалуй, пойду…
