— Так слышно же! — беспечно отмахнулась она. — Прошлась до магазина для проверки — стоит. Чужой. Ну я и решила, что майор твой тебя отслеживает. Купила демонстративно бутылку — пусть думает, что я с расстройства надираюсь.
— Как же ты меня дожидаешься, а гостью бросила?
— Так бутылку я ей оставила, — подмигнула Ланка, — ей же нервы поправить необходимо.
4.
Одна звездочка, две звездочки… но лучше всего — пять звездочек!
Леонид Ильич Брежнев
Секретаршу звали простым русским именем Ольга. Оля. Олечка. Она всхлипывала, шмыгала уже распухшим носом и беспрестанно повторяла:
— Ну, Лана Витальевна, ну, я правда, не виновата, ну, откуда же я могла знать?
— Чего стряслось-то? — спросила я Ланку. Она пожала плечами.
— Попробуй ты. Я уже пыталась, хотя особо не напирала. Одно и то же — ах, я не виновата, она и вправду звонила, а ее нет, а что я могла сделать, если Димочка опять с этой дурой, а он не виноват, они сами на него падают… — Ланка развела руками, — и далее в том же духе. Что-то она себе насочиняла.
— Ну я же правду говорю, ничего не сочиняю! Она позвонила, конечно, я побежала, а ее там не было, а я дожидалась, и меня не было, и ее убили. А она не звонила… — совершенно убитым голосом закончила Оленька.
— Стоп, — скомандовала я сама себе и обалдело уставилась на Ланку, — ты на работе в этих местоимениях не путаешься?
— На работе все нормально, — сообщила подруга. — Кавардак начинается, только когда дело касается ее несравненного Димочки.
— Понятно. То есть, ничего не понятно. Оленька, кто звонил и куда?
— Ну, в студию же! И я отпросилась, а она не звонила, и ее там не было, а ее убили, — Оленька выпаливала сто слов в минуту, да еще ухитрялась всхлипывать и шмыгать носом, что отнюдь не улучшало дикцию.
— Кого убили?
— Ну, эту, как ее?
— Свету Серову, — подсказала я. — А перед этим она звонила в студию?
— Почему она звонила? — удивилась Оленька. — Когда?
— Ты же сама сказала, что она позвонила, и ты отпросилась.
— Я отпросилась, потому что Машка звонила, — абсолютно спокойно объяснила Оленька, глядя на меня, как на трехлетнего ребенка, который не понимает очевидных вещей. Может, я и в самом деле идиотка? В мою голову начало закрадываться смутное подозрение — эти бесчисленные «она» должны быть разными.
— Так, уже что-то. Машка — это кто?
— Ну, есть одна… Она, ну…
Три дня мы бились, и луна над полем трижды подымалась… Три не три, дня не дня, однако часа два на распутывание клубка местоимений мы потратили. Пожалуй, страниц десять этого фантастического диалога стоит пропустить. Из высокогуманных соображений. Мои-то знания об особенностях мозговой деятельности у некоторых представительниц прекрасной половины в результате умножились, однако читателя жалко. Лично мне уже к началу второго часа этого Безумного Чаепития начал грезиться скромный необитаемый остров, где нет никого, кого можно было бы называть «он, она, оно, они…»
