— Не напрягайся, перебьюсь. Все, скоро буду, — я отсоединилась.
Ланка Великанова — фотограф. Как по-моему, так просто гениальный. Снедаемая жаждой самостоятельности, она ушла из всех редакций года два-три назад, занялась исключительно портретной съемкой: дети — которых у нас в Городе, кроме нее, по-моему, вообще никто снимать не умеет — плюс девицы, рвущиеся в модельный бизнес, плюс невесты. Сняла студию в бывшем Дворце Культуры имени Выдающегося государственного Деятеля.
И вот на тебе! Чего у нее там сгорело? Девицы с утра пораньше передрались? Потолок рухнул? Аренду подняли до небес? Так это все не ко мне. Ладно, Маргарита Львовна, сказали — бегом, значит, бегом.
ДК торчал над пыльной листвой — и это в мае, ужас — такой же, как и все ДК: мрачные серые колонны, неизбежный осыпающийся фронтон, в целом — убогая имитация Большого Театра. Выдающийся Государственный Деятель нечеловеческих размеров (сколько свиданий было назначено «под Его левым каблуком»!) простирал над пространством указующую в светлые дали длань. Светлые дали явственно отдавали пылью и гарью.
Двери тут, точно в склепе, дубовые, блистающие «золотой» (латунной, конечно) фурнитурой — Шварценеггером надо быть, чтобы их открыть. И, как и во всех ДК, вокруг главных дверей, ограждающих исполинские центральные залы и холлы — еще десяток боковых, ведущих в лабиринты лестниц, комнат, коридоров и закоулков. Я, как обычно, все перепутала — вместо того, чтобы сразу свернуть вправо, рванулась вперед, мимо гардероба. Хорошо, вовремя спохватилась, однако вахтерша на правой лестнице успела окинуть меня подозрительным взором. И чего она тут сидит — все равно никогда никого ни о чем не спрашивает, да не больно-то и спросишь: четыре этажа, миллион комнат, где иногда располагаются фирмы… чьи посетители лишних вопросов не любят.
Ланкина дверь — в самом конце очередного коридора — распахнулась, не успела я до нее дотронуться. На первый взгляд студия выглядела вполне обычно. Слева мини-офис, легкая раздвижная перегородка, появившаяся со времени моего последнего, еще осенью, визита, отделяет его от собственно студии, где лампы, зонтики-отражатели на штативах, вагон всякой реквизитной белиберды, два мешка с сеном, которые Ланка использует в пасторальных снимках — ну не в деревню же за «колоритом» тащиться — оба мешка почему-то торчат посреди «офиса»…
— Ну, где труп?
Я же пошутила! Ланка буквально побелела, что ей, при ее крайне здоровом цвете лица, проделать крайне затруднительно. Я, во всяком случае, ни разу не видела. Сподобилась, называется.
