Было бы вполне естественно, если бы словесный поток звучал где-нибудь в регистре Буратино: вся логика на месте, только скорость кто-то перепутал. Но голос у Марины был на удивление низкий, звучный и красивый — только очень уж быстрый. Впрочем, нет, слова она произносила с обычной скоростью, только темы менялись уж больно… калейдоскопично. Но связно, ничего не скажешь.
— Хорошо хоть, каникулы сейчас. Иначе только разорваться. Так и мотаюсь между тремя районами. Можно бы и у деда пожить, да этого охламона не бросишь, его тоже кормить да вычесывать надо.
«Охламон» приоткрыл глаз, дернул ухом и недовольно мявкнул.
— И к деду его не возьмешь, дедуля от него чихает. Вам сколько сахару?
Кажется, даже чайник заразился хозяйкиной лихорадкой, потому как вскипел вдвое быстрее, чем положено. Я показала на пальцах, что, мол, одну ложку и вернулась к интересующей меня теме.
— Да вы что! — отмахнулась Марина. — Если бы Динка его убила, она бы так и сказала, ни за что молчать не стала бы.
— А она могла убить?
— Черт ее знает, чужая душа потемки. Вообще-то она жутко добрая. Но нервов он ей помотал от души, это точно. Уж если кого и надо было пристукнуть, так это его, — она попыталась сделать очередной глоток, с удивленным выражением «как? когда это я успела все допить?» заглянула в опустевшую чашку и уставилась на меня. — А может, он сам? Чтобы Динку подставить? А что, с него станется…
— Да нет, вряд ли сам, — усомнилась я. — Чтобы себе в спину нож воткнуть — это акробатом надо быть, человеком без костей.
— Нож?!! — воскликнула Марина. — Тогда точно не Динка. Она ж крови вообще не переносит. Представляете, переходим мы через дорогу, а там голубь, ну то есть, уже не голубь, а то, что от него осталось. Зрелище, конечно, так себе, но Диночка-то моя прямо падать начинает, еле удержала. Она, в общем, девушка хрупкая, но все ж покрупнее меня будет. Мамулечка шутит, что меня в конце квартала делали, сверх плана — поэтому материала не хватило. А что? — пристроилась острым подбородком на подставленный кулачок и нахмурилась. — Нет. Динка? Ножом? Бред!
— А если в запальчивости? Схватила что-то со стола, не сознавая, что это такое, и ударила?
— Динка? Сгоряча? — Марина помотала головой. — Да она десять раз себя на тарелочку сложит и на кусочки порежет, только бы никому больно не сделать.
— Она что, настолько себя не ценила?
— Что вы! Наоборот. Это все от гордости. Ой, ну я не могу объяснить, но точно от гордости. Обязательств сама на себя навешает — конечно, все, кому не лень, будут верхом садиться. Даже Вадик этот. Обормот, тьфу. Диночка, ах, Диночка, ох, только что не молится, а на самом деле та же пиявка. А Динка еще считала, что она перед ним виновата, представляете? Он же ногтя ее не стоил, слизняк. Получил то, о чем и мечтать-то не должен был — ну, не то чтобы совсем получил, но все к тому шло — и она же перед ним виновата.
