— Есть тысяча способов умереть. Они погибли вместе, как солдаты, которые не могли отступить… — закончил речь Гай.
Перед погребением мать Сергея упала грудью на заколоченный гроб, уже припорошенный снегом, и никто не решался поднять ее.
Поддерживая под руки сестер Сергея, Веру и Надежду, пока их мужья засыпали могилы, обливался слезами Витя Извольский; не поднимал склоненной головы Борис Долотов; недвижными стояли Боровский, штурман Козлевич, радист Костя Карауш. Рядом с Лютровым стоял бывший командир их отряда Амо Тер-Абрамян. Он прилетел на похороны из Армении, где жил после выхода на пенсию. Седая прядь на смоляных волосах спадала на лоб, на ней не было видно снежинок. Вокруг Славы Чернорая, бывшего комэска и друга Димова, теснились в серых шинелях летчики из воинской части, где еще недавно служил Димов, у которого не было родных. Последний из близких — отец — умер два года назад. Ребята из прошлогоднего выпуска школы летчиков-испытателей — Радов, Саетгиреев, Трофимов — выглядели совсем потерянными. Приехал на похороны и Лев Фалалеев, ровесник Боровскому, во благовремение ушедший на пенсию и теперь описывающий в книжках и статьях свою «насквозь героическую», по словам Кости Карауша. летную жизнь. На рукаве желтого ратинового пальто Фалалеева была аккуратно повязана траурная лента, шляпу он держал у живота, лицом содержательно скорбел, но уехал, как и явился, вдруг, словно отдавал памяти экипажа свои драгоценные минуты.
Толпа стала расходиться, оркестр смолк, и горе обнажилось сдавленными рыданиями, стонами женщин, скребущими по сердцу лопатами. А когда над одинаковыми бугорками выросли груды венков, снег посыпал гуще, словно и это входило в ритуал похорон — поскорее уподобить только что омытые слезами погребения вчерашним, позавчерашним и тем, что появились сто лет назад.
У ворот кладбища Лютров увидел Славу Чернорая, заслонявшего своей широкой спиной незнакомую женщину. Рукой в красной варежке она держалась за гранитный прут чугунной ограды, будто боялась упасть.
Когда Лютров поравнялся с ним, Чернорай сказал, что не сможет быть на поминках, говорил он и еще что-то, чего Лютров не расслышал: на стоянке за воротами запускали и прогревали застоявшиеся на морозе автомобили.
Тут же у въезда на погост стоял черный «ЗИЛ» Главного конструктора Николая Сергеевича Соколова, приехавшего на похороны с женой, старшей дочерью и сыном. Главный совсем занемог от горя, ему с трудом удалось четырежды нагнуться у могил, чтобы бросить в каждую по пригоршне мерзлой земли.
